Нереальная реальность
Шрифт:
– Вас смущает это имя?
– Еще как.
– Понимаю. Дурная репутация… И все‑таки вы мои гости…
Замок был огромен и прекрасен. Его тонкое изящество сочеталось с военной надежностью и мощью. Острые ажурные башни подпирали небо. Толстые зубчатые стены наверняка выдержали не одно нашествие неприятельских орд. Камни были обветрены ветрами, обклеваны
Граф Дракула провел гостей в оружейную, в которой было всего навалом – пик, луков, арбалетов, самых различных доспехов. Половину помещения занимали старинные пушки. В углу синим пламенем пылал камин, но, казалось, дает он не тепло, а холод. В замке было достаточно прохладно.
– Пусть гостям приготовят комнаты, – приказал граф, бросая плащ на руки расторопному слуге.
Еще двое слуг бросились к нему, освобождая от отливающих синевой тяжелых доспехов.
– Итак, кто вы? – спросил граф Дракула, усаживаясь в тяжелое деревянное кресло и камина и приглашая гостей последовать своему примеру.
– Путешественники, – ответил Лаврушин, устроившись в страшно неудобном кресле в спину и мысленно выругавшись в адрес средневековых краснодеревщиков, считавших неприличным делать удобную мебель, зато поднаторевших на пыточном инвентаре.
– По измерениям? – усмехнулся граф.
– Ваша осведомленность вызывает уважение, – произнес Лаврушин, невольно переходя на возвышенный стиль общения.
– Что вы такого натворили, что Чернокнижник объявил вас в розыск? Такой чести удостаиваются немногие.
– Мы не знаем. Мы вообще не понимаем, что творится вокруг.
– Впрочем, что я спрашиваю, – граф скользнул взглядом по «пианино».
– Вы знаете, что это такое? – Лаврушин осторожно притронулся к инструменту.
– Предполагаю.
– И что?
– Не лучший предмет для разговора. Есть вещи, о которых безопаснее не поминать всуе.
– Кто такой Чернокнижник?
– Колдун. Еще в семнадцатом веке его приговорили к сожжению. Сатанинская сила перекинула его через времена. А потом он попал в Ледовую Церемонию.
– Куда? – удивился Лаврушин.
– Вы и этого не знаете? – в голосе графа скользнуло недоумение.
– Нет.
– Тогда щажу вашу безмятежность. Некоторые знания лучше постичь как можно позже… Не затруднит вас поведать о ваших приключениях, которые наверняка достойны перьев самых достойных летописцев?
– Не затруднит, – Лаврушин решил, что секрета из их истории делать нет никакого смысла. И рассказал все, как на духу.
– Чернокнижник достиг своего, – заключил граф, дослушав рассказ о бое в чернушной Москве.
– Что вы имеете в виду? – спросил Лаврушин.
– Он заманил вас в мир, где у вас нет ни малейшего шанса.
– Сюда?
– Да.
– Что нам теперь делать?
– Пока вы мои гости, вам не о чем беспокоиться. Располагайтесь в комнатах. А потом – ужин.
– С кровью? – хмыкнул Степан.
– Я похож на тех, чьи манеры дурны и кто не ведает о правилах гостеприимства?
– Покорно прошу прощения.
– Тогда жду к ужину…
Звучала изумительно красивая, с мягкими переходами, грустная, какая‑то потусторонняя музыка. Да и оркестр был не от мира сего. Бледные, полупрозрачные пальцы бегали по клавишам клавесина и сжимали смычки едва угадывающихся скрипок. Через призрачные фигуры музыкантов проходил неуверенный, трепещущий свет свечей.
Стол ломился от изысканных яств. Здесь были жареные соловьиные языки, гусиные паштеты, дичь, ну и, конечно, розовые и белые старые добрые вина. У пищи был особый вкус. Это была сказочная гурманская гармония – нечто удивительное, похожее на вкус земной пищи, но и неуловимо отличающееся от нее. По залу скользили молчаливые тени – слуги приносили все новые блюда.
Во всем здесь было очарование полутьмы, размытых теней и неясных бликов. Странный, притягательный, сладостный мир бесплодного, но прекрасного томления духа.
Граф ничего не ел. Перед ним стоял полупустой кубок с кроваво‑красным вином, но он едва пригубил его. Он блестяще владел искусством светского разговора. Обтекаемые фразы, вежливые обороты – кажется, в них есть что‑то важное, но на самом деле – из них не извлечешь ничего. А у Лаврушина было немало вопросов. Наконец, решив нарушить правила хорошего тона, перед тем, как подали сладкое, он произнес:
– Здесь все твердят о мобилизации.
– И неудивительно, – на лице графа появилось недовольное выражение.
– Что такое мобилизация?
– Призыв на войну, что же еще.
– Но о какой мобилизации говорили в «Таверне у сухой речки»?
– На большую войну.
– О мобилизации долдонят во всех измерениях.
– Значит, это очень большая война, – усмехнулся граф Дракула.
– Большая война – большая беда.
– Все зависит от точки зрения, – пожал плечами граф.
– И вас тоже касается мобилизация?
– Меня? – граф улыбнулся неуместности такой постановки вопроса. – Граф Дракула стоит особняком. Он не играет в холодные игры. Его не трогает наступление льдов.
– Льдов?
– Вам и это неизвестно?
– Нет.
– Завидую вам. Как это прекрасно – находиться в полном неведении… Еще вина!
Вино было легкое и лишь слегка туманило голову. И его хотелось все больше.
– Вы слышали о Большом Японце? – начал напирать Степан.
– Его здесь нет, – губы Дракулы тронула усмешка.