Неруда
Шрифт:
82. Размышления об Испании
Мы приехали в порт Вальпараисо — встречать «Виннипег». На пристани собрались толпы народу. Пассажиры — каким чудом все они уместились?! — услышали с берега родные испанские песни: «Пятый полк», «Куда ты идешь, смуглянка?», «Тамборилеро» и другие. Эти песни, ставшие родными для чилийцев, прозвучали как своеобразное «Добро пожаловать», обращенное к людям, совершившим долгое томительное путешествие по нескольким морям, через Панамский канал, затем по Тихому океану, где их подстерегала грозная опасность. Нет, речь вовсе не об акулах. Испанских беженцев стерегли немецкие подводные лодки… Но испанцы прибыли наконец в Чили, в страну, растянувшуюся на краю географической карты мира,
В Сантьяго, на вокзале Мапочо, забитом до отказа людьми, испанцев ждал такой же сердечный прием. Чилийцы понимали, что к ним приехали люди, прошедшие через страшные испытания и потери, и старались делать все возможное, чтобы беженцы сразу увидели, что смогут начать новую жизнь на чилийской земле. Сложным оказалось размещение испанцев в Сантьяго, где тогда было очень мало гостиниц. На время многие нашли гостеприимный приют в частных домах.
Закончив все свои дела, вернулся в Чили и Пабло Неруда. Он тоже плыл через Панамский канал. По приезде поэт встретился с некоторыми испанцами, прибывшими в Чили на «Виннипеге». Да… Неруда всерьез относился к словам нашего гимна, где поется, что Чили — «кров всех притесненных».
Он мечтал, чтобы его испанские друзья, и в первую очередь поэты, переехали на Юг Чили, в его родной край. Разве что Висенте Алейсандре не мог приехать туда: он заболел, остался в Мадриде и почти не выходил из своего дома на улице Веллингтониа, в квартале, где полно зелени и цветов, между Куатро Каминос и молодым университетским городком. Неруда мечтал, чтобы Рафаэль Альберти поселился в Чили, но тот выбрал Аргентину, где больше издательств, где кипит литературная жизнь.
Свыше девятнадцати лет прожил Рафаэль Альберти в Аргентине — без паспорта, без права передвижения. А всего в изгнании испанский поэт провел сорок лет: двадцать четыре года — в Аргентине и шестнадцать лет — в Италии.
Неруда не терял надежды удержать в Чили поэтов. Он говорил Артуро Серрано Плахе и Висенте Саласу Виу: «Единственные друзья по Испании, по тамошней моей литературной жизни — это вы. Мне так хочется собрать здесь всех! И я не отступлюсь. Сделаю все, чтобы мои друзья из Мексики, из Буэнос-Айреса, из Санто-Доминго, из Испании переехали к нам сюда».
Неруде очень хотелось собрать их всех на чилийской земле… О, если б можно было воскресить мертвых! Только представить: Гарсиа Лорка в Сантьяго!.. А как Пабло горевал по Мигелю Эрнандесу! Ведь казалось, что с его переездом в Чили все устроилось. Мигель Эрнандес был освобожден из тюремного заключения по личному ходатайству кардинала Баудрильярта перед самим Франко. Князь церкви был уже почти слепым. Стихи в честь Святого причастия, которые Эрнандес написал еще юношей, кардиналу читали вслух. Растроганный до глубины души этими стихами, кардинал решился просить за поэта. Мигель Эрнандес жил в Чилийском посольстве в Мадриде и оттуда написал Неруде: «Я собираюсь в Чили. Сейчас еду в Ориуэлу за женой…» Эта поездка оказалась роковой. Поэта снова схватили, снова бросили в тюрьму, и живым он оттуда не вышел.
В статье, написанной для журнала «Ке убо?» (Сантьяго) и опубликованной 20 апреля 1940 года, Неруда рассказывает о том, что для него значила встреча с Испанией.
Совсем недавно завершилась одиссея парохода «Виннипег». Вслед за ним вернулся в Чили и наш поэт. Он понимал, что Испания расширила кругозор его мышления, и верил, что помог испанцам лучше разобраться в сущности того, что названо им «самым сокровенным, самым потаенным, вне времени — и до и после войны…».
«Вы помогли мне намного больше, вы одарили меня, приехавшего из страны, где столько грубой зависти, злопыхательства, веселой, заботливой дружбой. Поначалу я поразился высоким достоинством вашего интеллектуального общения. С того момента, когда вы приняли меня
Думаю, что сегодня этот простой путь, что мне открылся, остается единственно верным для всей творческой интеллигенции».
Когда Неруда 2 января 1940 года сошел с парохода на чилийскую землю, я встретился с ним и взял у него интервью для журнала «Ке убо?». Он передал мне для публикации стихотворение «Гимн и возвращение». Это была последняя страница, посвященная эпопее «Виннипега». Перевернув ее, поэт целиком отдался всему, чем жила и дышала его родина. Неруде выпало судьбой искать по всему свету заблудших детей, «поднимать павших». Но теперь настало время вглядеться в то незнаемое, в то загадочное, чем стала для него родина — «капелька света, сияющая на темном американском небе». Сможет ли родина сохранить свет, который он назвал «трудным»?
У поэта был прозорливый глаз, живое биение мысли и настоящая мудрость. Он знал, что в его краях защищать свет — труднейшая задача.
В 1940 году в Буэнос-Айресе выходит книга, которая по праву считается первым основательным и глубоким исследованием творчества Неруды. Она называется «Поэзия и стилистика Пабло Неруды». Ее автор — испанец Амадо Алонсо. Прошло более сорока лет со дня ее появления… В рассуждениях автора есть немало спорного. Но тем не менее его книга положила начало серьезному изучению творчества Неруды. Нерудоведение имеет авторитетных представителей почти во всех странах Америки, Европы и Азии. Нерудоведы, или нерудисты, регулярно проводят семинары и «круглые столы». Неруде и его творчеству посвящаются международные симпозиумы и многочисленные публикации.
Амадо Алонсо сделал предметом своего исследования поэзию раннего Неруды, включая период «Местожительств». По его мысли, Пабло Неруде той поры присуще нарастающее самоуглубление, тоска и раздвоенность «Апокалипсиса без бога». До «Местожительств» Неруда как бы упивается красотой печали, смакует грусть, но «боль неизбывную» он познает до конца лишь в «Местожительстве». Подзаголовок книги Амадо Алонсо говорит сам за себя: «Попытка толкования герметической, закрытой поэзии». Но ведь испанский литературовед публикует свою книгу, когда в поэте уже произошли глубокие перемены. Неруда уже вырывался из заточения к свету, к ясности. В его жизни идет серьезная ломка, он создает иную поэзию.
И толчком, причиной всему — Гражданская война в Испании.
83. Раскаяние
Друзья Неруды смыкают ряды. Почти каждый вечер они собираются у поэта в «Лос Гиндосе». Пьют, едят в свое удовольствие за столом хозяина, который потчует их тем, что есть в доме. В определенный час Неруда отправляется спать, но это вовсе не означает, что гостям пора уходить. Они заняты беседой, и каждый покинет дом, когда ему вздумается. Пабло спит хорошо, его не мучает бессонница. Засыпает почти всегда лежа на спине. Быть может, он и похрапывает во сне, ему это неведомо, да и не суть важно. Сквозь сон Неруда чувствует, как его верная чилийская Кутака лижет руки. Собака всегда это делает в знак великой преданности хозяину.
Но на сей раз Неруда внезапно просыпается оттого, что его руки стали совершенно мокрыми. Да нет, это не Кутака! Над ним склонилась чья-то гривастая голова. Может, лев? Но «лев» плачет, вернее, рыдает и что-то бормочет сквозь слезы вполне человечьим голосом. Что такое? О! У него просят прощенья!
«Пабло, Паблито! Я самый настоящий трус и предатель! Прости меня, умоляю. Я — предатель, и все!» — повторяет плачущий великан, и плечи его вздрагивают от рыданий.
Неруда стряхивает остатки сна. В темноте он узнает, кто этот великан с львиной шевелюрой. Правда, ему не стоило труда узнать его и по прерывающемуся от волнения голосу.