Несекретные материалы
Шрифт:
А вот дочери совершенно не хотели становиться подружками. Но судьба словно сталкивала их все время лбами. Сначала одновременно влюбились в Олега Колесникова и молча страдали, глядя, как он провожает до дома другую, затем обе неожиданно стали сиротами. В мае прямо на работе от сердечного приступа умерла мама Иры, спустя полгода попала под грузовик Нинина. Но и общее горе не сблизило девушек. Поступать в институт они ехали в Москву порознь, хотя отцы и посадили их в одно купе.
В столице потекла иная жизнь.
В Москве вдруг выяснилось, что на элиту они не тянут. Трикотажные костюмчики, купленные у коробейников, здесь носила беднота, денег, присылаемых заботливыми папами, едва хватало на неделю. Москвички с платного отделения щеголяли в черненьких обтягивающих брючках и простеньких маечках с надписью «Naf-Naf». Ирочка заглянула в магазин с одноименным названием и лишилась дара речи – непрезентабельная футболочка стоила около четырех тысяч. На дискотеках они частенько стояли в сторонке, мальчишки предпочитали иметь дело с ухоженными столичными штучками.
Но на втором курсе жизнь Нины разительно переменилась. На лето девушка не поехала домой, сообщив друзьям и знакомым, что остается на практику. Ирочка, вернувшаяся под родительское крыло, хмыкнула, но не выдала врунью. Зато в сентябре ее поджидал удар.
Первого числа Нинка заявилась на занятия в роскошных джинсах «Труссарди» и красненькой кофточке «Naf-Naf». Небрежно помахивая роскошной кожаной сумкой, села возле местной королевы красоты Алисы Комаровой. Алиска, раньше старательно не замечавшая провинциалок, принялась болтать с Ниной. Ирочка молча сидела в соседнем ряду, исходя банальной черной завистью.
Накануне Нового года ненавистная Нинка подкатила к институту на новеньких «Жигулях» и, громко хлопнув дверцей, понеслась на занятия. В общежитии она давным-давно не жила – снимала квартиру. Вот это был удар! Ирочка еле справилась с собой. Первое желание – продырявить шилом покрышки – подавила на корню.
Потом ей пришлось испытать самое сильное унижение. В общежитии собрались праздновать Новый год. Ира поджидала перевод от папы, но даже двадцать девятого декабря помощь не поступила. Пришлось скрепя сердце обращаться к богатой подруге.
Ниночка молча расстегнула красивый портмоне, вытащила толстую пачку баксов и, протягивая Ирочке стодолларовую купюру, высокомерно спросила:
– Хватит на первое время?
Бесконечно униженная, Ирочка принялась лепетать о скором возврате долга, но бывшая одноклассница отмахнулась:
– Ерунда, не буду же я подруге ничтожный долг записывать. Ты бы, Иришка, поискала работу, на стипуху не проживешь, а отец не может теперь много присылать. Мой все время жалуется, вроде зарплату не выплачивают, с огорода живет.
Ира проглотила нравоучение.
– А где зарабатывает Нина? – поинтересовалась я.
– Черт ее знает, числится в турагентстве, но, скажите, разве честно можно такие суммы заработать? – в сердцах выкрикнула Ира. – У них с Веркой все время какие-то делишки, шушукаются по углам.
– Кто это?
– Вера Ивановна Никитина, заведующая учебной частью. Нинка и сессию теперь сдает не как все, а заранее, и на занятия почти не ходит, – злобно констатировала добрая подруга, – небось приплачивает педагогам. У нас Вера Ивановна обладает безграничной властью!
Взяв адресок удачливой Нины, я в глубокой задумчивости пошла вниз. Вера Ивановна Никитина! Уж не сестра ли Алексея Ивановича, чей труп уютненько устроился в багажнике моего «Вольво», и не она ли приезжала к Прохору в брошенную деревню? Ну и куда идти сначала – к Ниночке?
Девушка, очевидно, не стеснялась в расходах, потому что снимала квартирку не где-нибудь, а на улице Черняховского, в доме, сплошь заселенном писателями и членами их семей. Естественно, дверь подъезда украшал домофон, впрочем, весьма допотопного вида. Повертев железные ручки, не добилась ответа.
Из восемьдесят третьей не донеслось ни звука.
На протяжные гудки высунулась старуха-лифтерша.
– Кого надо?
– Нину Самохвалову.
Старушка подобрела.
– Нинуля вернется только завтра, домой поехала погостить. Вот, ключик оставила, кошку кормить, Милада Львовна велела присматривать.
– Кто? – не поняла я.
Старушка пригласила меня в темноватый, но теплый чистый подъезд и моментально вывалила всю информацию.
На пятом этаже, в восемьдесят третьей всю жизнь проживал прозаик Аркадьев с женой. Сам хозяин давно скончался, а вдова два года как переехала жить к дочери в соседний дом. Свои апартаменты сдала племяннице, очень милой девушке Нине.
– Такая красавица, – тарахтела старушка, – умница. Всегда вежливо здоровается: «Доброе утро, Катерина Андреевна». Чаем угощает, конфетами.
Милада Львовна оставила в квартире кошку. У ее дочери аллергия на кошачью шерсть. Ниночка кормит животину. Если уезжает куда, оставляет ключи бабе Кате, чтобы киска не померла с голоду.
– И часто она отсутствует?
– Так ведь работа у ней такая!
– Какая?
– А вы кто ей будете? – неожиданно проявила бдительность бабуся.
Но у меня уже готов ответ.
– Разрешите представиться – Любовь Павловна, служу в институте, вот прислали узнать, отчего Нина занятия пропускает.