Несгибаемый
Шрифт:
Алекс сел рядом со мной на своё голографическое кресло, положив ногу на ногу:
— Так вот, Бэливер.
— Бэл.
— Что, прости? – переспросил Алекс.
— Просто Бэл, – сказал я, отхлёбывая черную жидкость.
Горячий напиток приятной волной прокатился по пищеводу. Сколько лет я не пил кофе! Кажется, последний раз был лет пятнадцать назад в Лочлэнде. Артон любил по утрам пить кофе и есть свежие булки, намазанные маслом. В моём мире это был очень дорогой напиток, доступный только аристократам.
— Хорошо,
Я ещё раз глянул на изображение двух миров идентичных друг другу.
— О чем ты хочешь поговорить? – глядя на Алекса, спросил я, – О теории струн? Об Эйнштейне? О квантовой механике? Всё, что было мне доступно, это теории, которые невозможно подтвердить фактами. Однако то, что я родился в Лэвир-орбис, а сейчас нахожусь здесь, значит, что-то оказалось верным.
— Я понял тебя, – возбужденно произнесла программа и, встав с кресла, зашагала по комнате.
Поведение Алекса почему-то никак не увязывалось в моей голове. Программа, даже если она и совершенная, никак не могла испытывать столько эмоций, и тем более менять своё поведение в зависимости от реакции собеседника.
Однако Алекс вел себя совершенно как человек. Он остановился возле экрана, внимательно разглядывая планеты, а потом, развернувшись ко мне, возбужденно заговорил:
— Ты прав! Это всё теории, которые так и не смогли доказать. Однако ещё Эйнштейн говорил: «Существует загадка о параллельных мирах, которая связана с наличием пятого измерения, помимо временного и трех пространственных. Открытие этого измерения позволит людям путешествовать между различными реальностями».
— Но, насколько я знаю, время перестали считать измерением. Оно не стабильно, имеет свойство ускоряться и замедляться в зависимости от волнения во вселенной, – возразил я Алексу. – Опять же, после того как были доказаны кротовые норы, время потеряло свою линейность.
— Совершенно верно! Гравитация! Вот основополагающая понятия времени. За пределами гравитации время перестает быть линейным. Древние совершили множество открытий, которые текущее поколение теперь считает чудом, – мне показалось или голограмма действительно поддалась ностальгии?
Алекс замолчал. Изображение на экране не менялось. Допивая свой кофе, я немного даже загрустил. Может, все-таки попросить вторую кружку? Вторя моим мыслям, Алекс спросил:
— Ещё чашечку?
— Буду признателен, – согласился я, улыбнувшись и поставил чашку в кофемашину.
— Так вот! Первым открытием было доказательство червоточин или кротовых нор, – продолжил Алекс.
— Да, да, я помню эту историю, – рассмеялся я на слова Алекса. – Парадокс Левински?
— Верно, Алекс Левински, – улыбаясь, ответила голограмма. – Действительно смешная история.
— Сколько он, полгода гулял по кротовой норе?
— Девять месяцев.
— Точно, – забирая вторую чашку с кофе, подтвердил я слова Алекса. – Он тогда собрал двадцать шесть двойников.
— Двадцать семь, – поправила меня голограмма.
Я снова рассмеялся, представив двадцать семь Бэлов, смотрящих друг на друга и не понимающих, что же теперь им всем делать. Всё закончилось, когда червоточина схлопнулась, а двадцать семь двойников исчезли, каждый в своё время.
Алекс Левински вошёл в историю как самый удачный учёный-неудачник. Эту историю мне рассказывал Артон, а вот слова программы звучали так, как будто он сам там побывал.
— После открытия Алекса Левински, – продолжал говорить Алекс, – квантовой механикой стали заниматься все кому не лень. «Более значимый вопрос заключается в том, сможем ли мы разработать квантовую теорию гравитации. Существует возможность, что она позволит нам создавать параллельные миры, даже если ранее они не существовали», – кричали журналисты со всех сторон.
Я внимательно слушал программу, снова ощущая себя мальчишкой в гостях у Артона. Чёрный кофе добавлял теплоты в непривычной обстановке. Малой, совершенно не интересовавшийся наукой, уже давно дрых под моим креслом.
— Однако прошло ещё много времени, прежде чем первый параллельный мир был открыт учёными. И в этот раз все открытия оставались под грифом “секретно”, так как ни одна теория не была верна. И в тоже время все теории заключали в себе частичку истины.
— Например, теория Выбора?
— Да! – согласился Алекс, снова подойдя к экрану. – Если человек выбрал апельсин в этом мире, то и в параллельном он тоже выберет апельсин. Не было никаких вариантов другой, альтернативной истории. Это всё равно что смотреть в зеркало.
— То есть теория струн не верна? – спросил я.
— Не совсем, – замявшись с ответом, голограмма вновь повернулась к экрану, разглядывая два мира, – она верна, если брать её основу о колебании частиц, создающих струны. Квантовые нити обладают более сложной структурой и могут существовать в различных состояниях одновременно.
— Значит, проблема только в выборе?
— Проблема в том, что параллельных миров не существует, – печальным голосов ответил Алекс, не отрывая взгляда от экрана. – Их создало наше неукротимое стремление познать непознанное.
Я молчал, пытаясь понять слова Алекса.
— Открытие параллельных миров оказалось не открытием, а созданием новых, абсолютно одинаковых, как две капли похожих друг на друга. А весь парадокс заключался в том, что созданные миры продолжали создавать друг друга, не останавливаясь в своем мире.