Несколько дней из жизни следователя (сборник)
Шрифт:
— Знаешь, — признался он как-то мне, — первый год спокойно — никто не звонит. А раньше, тронешь приписчика — хоть отключай телефон...
Не отключал, спорил с начальниками областной стройиндустрии, исполкомовцами, даже партийцами, доказывал правоту, а если не мог — стоял на своем. И выстоял. За пять лет, невзирая на все, провел три десятка проверок исполнения законодательства о борьбе с приписками в отчетах о выполнении государственных планов.
Сначала, в 1982—1983 годах, смотрели с улыбкой. Ну, появился на стройке, ткнул пальцем в брак... Ну, вынес какое-то предостережение, расписаться заставил... А дальше что? Кто даст сорвать ввод объектов? А план? Нет
А чудак не шутил. Где надо, сам возбуждал дела и, никому не отдавая, расследовал их.
Такого оборота строители не ожидали.
— Сергей Иванович, — искал оправданий пойманный на приписках начальник ПМК № 817 треста «Сахалинсельстрой» Богопольский, — ну поймите же...
—- Нет! —стоял на своем Бакурский. — Знали, на что идете. Вас предостерегали? Предостерегали? Отвечайте!
— Сергей Иваныч, — вторил начальник стройуправления № 411 треста «Сахалинтрансстрой» Федотов, — уважаемый...
— Да вы что?! — тяжело посмотрел тот на допрашиваемого.— О каком уважении речь?! Вы, предостереженный об ответственности за приписки, причем не кем-то предостереженный, а прокурором, тем не менее приписали. Лично. Собственноручно. Подали фикцию в статуправление, трест. А после достраивали 55-квартирный дом три месяца с гаком... Заселенный даже, он все еще не готов: брак, недоделки... Вот как ответили: неуважением на наши требования... Так что, не уважали...
Дела уходили в суд, а с ними уходила из-под ног и почва у приписчиков, бракоделов. Пропали улыбки, уверенность в безнаказанности, высокомерие. Знали: он не простит, не войдет в положение, не побоится ссылок на авторитеты, звонков. Дошло до курьезов: строители — то один, то другой — стали обращаться к нему за... предостережениями о недопустимости ввода в эксплуатацию неготовых объектов, чтоб защититься ими от своих же начальников в городе, области. Сила бумаги такой останавливала любого...
А он шел вновь на стройки, смотрел, проверял... Привлекал к проверкам специалистов.
29 декабря 1986 года вскрыты недоделки на строительстве городской бани: не облицованы плиткой бассейны, не закончен монтаж и испытание технологического оборудования...
В тот же день обнаружены недоделки, брак на «готовом к сдаче» общежитии: не отштукатурены стены, нет отдельных дверей, раковин в туалетах, под облицовочной плиткой в душевых пустота — не сегодня-завтра отвалится, державшаяся на честном слове. И все это — в клубах пара, рвущегося из поврежденного уже крана...
31 декабря не выполнены еще работы на акушерском отделении облбольницы: отсутствовал пол с покрытием из линолеума в зале площадью 56 метров квадратных, медицинское оборудование...
Тогда же не были завершены строймонтажные работы на одном из «готовых» 60-квартирных домов...
Комиссия — он, главный инженер облконторы Стройбанка, зав. отделом по делам строительства и архитектуры горисполкома — приходит к заключению о недопустимости ввода объекта в эксплуатацию. Начальникам строительных организаций Рубцову, Сину, Калинину, Коротаеву выносятся официальные предостережения об ответственности в случае предъявления объектов к сдаче... Попробуй, предъяви после этого!
— Тут хитрость есть, — смеется он. — Я, прокурор, предостерег. Пообещал к ответу привлечь, а тот под обещанием расписался. Как же быть, если нарушит и в этом разе? Смолчать? Тогда грош цена моим обещаниям! Он будет знать, что Бакурский — болтун, делает все лишь для проформы... Значит, я вынужден привлекать его за приписки, что бы там и кто ни говорил, ни считал... Замкнутый круг, в который по долгу вхожу и выйти уже
Мы сидим у реки в ожидании клева, неспешно ведем речь о делах.
— Людям дома нужны, а не проценты... Вот и вынужден помогать. — Улыбается. — Я же помощник. Значит, мне первому и помогать с этим бороться... Что — дела уголовные, протесты нужны? Конечно, нет. На кой они?! Нужны квартиры, уважение прав людей, нужен порядок. Как без этого? Всю жизнь, собственно, этому отдал. Худо ли — хорошо, не мне судить. Одно скажу, старался быть честным...
Помощник... Ветеран...
Сколько их — ветеранов прокуратуры, отдавших силы людям!
Сколько тех, кому они помогли!
Он поднимается, всматривается в поплавок, опять садится.
— Не клюнула... Показалось... — Прищелкивает от нетерпения языком. — Вверх надо подняться, попробовать, как клюет. А? Как смотришь? Пойдем?
Собираемся, берем снасти, пожитки, идем вверх по реке. Он впереди, я за ним.
Останавливается.
— Случай вспомнил... В верховьях Лютоги как-то были. Ловили на отходы красной икры. Тампоны из капронового чулка с икрой навязали — на них и ловим: вцепится в тампон она, дернешь— твоя. А там, рядом, холмские мужики ловят. Смотрят, у нас-то клюет, а у них — нет. «Эй, мужики, — кричат, — на что ловите?» «На тампоны!» «И мы на тампоны...» «Так у вас без японского масла, поди?» — кричу и кидаю. Клюет. Подходит один из них; «Дай понюхать!» Я дал. А по морозу ловили-то, в ноябре, какой запах?! Нос отмерз давно уже у него! Нюхал, нюхал. «Точно,— удивляется. — Маслом пахнет. Дай, а?» Дал ему свой тампон один. «О! — кричит. — Есть»! Пошел и у него клев. — Хохочет. Видно, его заготовки были из тухлой икры. А рыба чует и не берет! Наши же посвежее! Потому и клевала... О-ох, — переводит дух. — Через день из Холмска звонок. От знакомого. «Слышь, Иваныч, не мог бы достать чуточку масла? Японского. Там у вас кто-то ловил с ним — наши здесь о нем только и говорят!»
Нет, действительно трудно остановить его. Работает, так за двоих; отдыхает, так с шуткой!
А что проку от медленной жизни!
Геннадий Полозов. Молоток на рояле
Это было в Москве. Вел дело следователь прокуратуры Петрушин.
Начал я с этих строк для того, чтобы окончательно истребить в себе соблазн написать историю от первого, то есть своего собственного, лица, как вроде бы сам расследовал дело. Конечно, если бы я сочинял «записки следователя», можно было бы писать и от себя лично. Но мне хотелось написать нечто документальное, а это уже налагает определенные обязательства.
Сам я немало работал следователем, а потом прокурором. Через мои руки прошло много дел: сотни, а может быть, и тысячи— не считал. Но когда возникает желание сесть за стол и описать что-нибудь из собственной практики, чтобы людям было интересно, оказывается, что писать в общем и нечего. Интересное, конечно, было — как же без этого, без этого и работать невозможно,— но интересным это было, увы, только для меня и для кучки профессионалов. А сядешь писать — и сплошная технология: нюансы квалификации преступления, процессуальные казусы— безумно интересные, но пригодные лишь для судебного бюллетеня или обобщения следственной практики.