Несломленная
Шрифт:
Дед и после смерти продолжал бабушку и всех нас вдовесок обеспечивать: всю жизнь откладывал деньги на книжку, создавая подушку безопасности, знал, что случись что, мы все без него пропадем… Нельзя так говорить, но хорошо, что он не дожил до этого дня, не узнает о моем позоре…
Ближе к семи вечера услышала скрип двери родительской спальни и шарканье домашних тапок отца, а рядом семенящие шаги матери. Пошли отдавать повинность — время ужина. Есть я не хотела совсем: постоянная тошнота напрочь убивала аппетит, но мне нужно было посмотреть на реакцию мамы,
Тихо выскользнув из своей комнаты, последовала за родителями.
Часть 26
Сегодня на кухне был аншлаг — собрались все, даже Вовка соизволил прискакать на аромат запечённой утки с яблоками.
Бабушка расстаралась на славу: и картошка дольками, и голубцы, и маринованные огурчики. Даже супницу с борщом зачем-то в центр стола поставила — хотя у нас первое сроду никто на ужин не ел.
Увидев, что все подтягиваются к столу, бабушка заметно воодушевилась, принялась с наигранным весельем что-то щебетать, порхая при этом от холодильника к плите, продолжая расставлять на полосатую скатерть разносолы.
— По какому случаю такая поляна? Пап, тебе премию что ли дали? — Вовка потянулся за аккуратно разложенными на тарелке кусочками колбасы, за что сразу же получил по рукам.
— Сначала горячее! Что за привычка такая — кусочничать! — ворчала бабушка, раскладывая приборы.
Конечно, она ожидала, что мама тут же ее поддержит, да и отец начнет как всегда читать нотации о правильном питании, но бабулин выпад, к ее заметному разочарованию, остался незамеченным.
Рассевшись по своим местам все молча приступили к еде.
За столом непривычно стояла гнетущая тишина, нарушаемая лишь лязгом столовых приборов и Вовкиным бескультурьем.
— Не чавкай! — сделала замечание бабушка, бросив быстрый взгляд на мать, но та с отсутствующим видом апатично ковырялась в тарелке.
Я тоже на нее периодически посматривала, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию, но та упорно меня игнорировала.
— А чего все тухлые такие? Кто-то умер? — набив полный рот, «разрядил» обстановку брат, за что получил шутливый подзатыльник от отца.
— Закрой рот и ешь.
— А как же я буду есть, если рот закрою? — хохотнул Вовка, и отец добродушно улыбнулся.
Никто ничего не знает. Мать никому не рассказала. А бабушка, если и подслушивала тогда у двери, то главного не расслышала. Если бы все стало известно, тут бы такое началось… А напряженные все, потому что в последние дни обстановка в доме накаленная, и отец за мать переживал, было видно, с какой заботой он предлагал ей то кусочек хлеба, то солонку подаст. Гадает, наверное, что стряслось, но виду не подаёт, не хочет ещё больше расстраивать. И бабушку жаль, все ее труды оказались напрасными — шикарный ужин никто не оценил. Никто, кроме Вовки, конечно, тому все нипочём.
Уж не знаю, как матери это удалось, какими благами пришлось умасливать, но шквал сплетен от Галькиной мамашки удалось предотвратить.
Все знают тётю Люсю — та еще балаболка, тепленькая водичка никогда не задержится, всё передаст и от себя ещё добавит, для остроты сюжета. «Ей бы сериалы бразильские писать», — шутила бабушка, и выражение было прямо в яблочко. Мне это затишье было только на руку, не хватало ещё, чтобы соседи за спиной начали раньше времени шушукаться. Вот когда живот вырастет, тогда…
Впервые за последние дни, а может даже недели, проснулось некое подобие аппетита, и я с удовольствием поглощала соленые огурцы.
Заметив, как недобро, исподлобья, медленно пережёвывая пищу, на меня посмотрела мать, ужинать я сразу же перехотела. Отложив надкусанный огурец, отвернулась к окну. Небо снова заволокло тучами. Ветер порывами набрасывался на кроны деревьев, и те беспомощно мотылялись туда-сюда. Давно не было такого пасмурного лета…
Мельком взглянула на мать — смотрела на меня в упор. Зло, с прищуром. "Шалава, раздвигающая ноги перед первым встречным", — вот что читалось в ее глазах. До меня вдруг дошло, что звонить «кому надо» она не передумала. И скорее всего уже позвонила. Если бы она смирилась и приняла мое положение, то поделилась бы с отцом, но тот точно ни сном ни духом.
Я прекрасно понимала, что молчит она далеко не из добрых побуждений и отнюдь не из-за нежелания очернять доброе имя дочки-отличницы, она молчала, потому что не хотела выставить извергом себя, так как знала наверняка, что отец костьми ляжет, но не позволит сделать аборт. Она хотела сделать все по-тихому.
Аппетит пропал напрочь, и сразу же вернулась надоедливая тошнота. Отодвинув стул, встала из-за стола.
— Спасибо, ба. Я к себе.
— Да ты и не съела ничего, как птичка поклевала! Сережа, ты-то почему бездействуешь? Тает девчонка на глазах! Может ее Пашкевичу показать? Пал Семёныч у него гастрит двадцатилетний вылечил. Нужно номер Пашкевича найти, был у меня где-то в записной книжке, — запричитала бабушка, выйдя следом за мной из кухни и, отодвинув ящик трюмо, начала шуршать чеками и квитанциями в поисках блокнота.
Зайдя в свою комнату, я прямо в одежде легла на застеленную покрывалом кровать.
— Сережа, а может Жоре позвонить? У них там в Москве доктора куда лучше наших, отвезем Сашку, пока каникулы? Тем более, он давно в гости зовёт, — сквозь неплотно закрытую дверь услышала я воодушевленное предложение бабули.
«Отвезем», — как сумку какую-то или котенка. Стало противно от собственных мыслей. Бабушка ни в чем не виновата, она хочет как лучше… но почему же так гадко на душе? Накрывшись краем покрывала, отвернулась к стене.
— Можно и позвонить, — отозвался отец с кухни, судя по голосу, он что-то жевал. — Да и вообще, Гошка давно к нам не приезжал. Года три-четыре, да, мам? Может, его к нам на недельку позовём? На рыбалку съездим, на нашей Усманке, мужики говорят, воттакенные караси развелись.
— А меня возьмёте? Я тоже на рыбалку хочу! С ночёвкой давайте! — перебивая, влез Вовка.
— Ну что за глупости вы несёте? — нервно отозвалась мать. — Какие караси? Какая ночевка? И вообще, что за привычка такая — чуть что, звонить этому своему Жоре!? — передразнила интонацию бабушки мама. — Как будто без него мы тут не справимся. Сидит он там в своей столице, книжки умные пишет и пусть дальше сидит. Куда уж нам, провинциалам, до него. Женился бы лучше и в чужие семьи не лез!