Несомненная реальность
Шрифт:
Однако на более пристальный взгляд сидящий перед ним в халате человек отличался от всех них… чем? Его затрапезный и заурядный внешний вид словно служил оболочкой для чего-то грозного и опасного. Так невзрачный серый корпус броненосца, выглядящего плебеем на фоне аристократических парусных фрегатов, скрывает ярость рукотворной стихии, дремлющей в стволах двенадцатидюймовых орудий главного калибра. Внимательный взгляд, раз задержавшийся на нем, уже не мог небрежно соскользнуть в сторону – какой-то странный, почти мессмеровский магнетизм притягивал к нему, заставлял слушать любые его слова с вниманием
Князь тряхнул головой, отгоняя наваждение. Как бы то ни было, а Сергей наверняка имел веские причины держаться с означенным субъектом на равной ноге. Поэтому для начала следовало сделать вид, что ничего экстраординарного не случилось.
– До меня дошло стороной, что государь император желает подписать манифест, объявляющий о введении реформ, основанных на твоем докладе, Сергей, – сообщил он, проходя к своему любимому креслу в углу и присаживаясь в него.
– Проклятье… – пробормотал Витте, досадливо жмурясь. – Я боялся, что так и не сумел отговорить его от этой идеи. Хотел бы я знать, кто же на него так влияет?
– Это мы сумеем выяснить со временем, – пожал плечами обер-прокурор. – Важно другое. Текст манифеста, видимо, все-таки следует подготовить заранее. Лучше, если это сделаешь ты сам, чем кто-то еще по указанию его величества. Ты же знаешь императора – если ему в голову что-то взбредет, то переубедить его…
Если хочешь, я сделаю набросок, а ты отредактируешь его должным образом.
– Да-да, – рассеянно кивнул председатель Комитета министров. – Я об этом подумаю. Как считаешь, когда дело сдвинется с мертвой точки? Я хотел съездить в Петергоф даже и без вызова, но эта забастовка… Ах, как неудачно! Теперь придется вплавь, на пароходе, среди качки.
– Зная государя, могу предположить, что он вызовет тебя на аудиенцию через день-два, когда идея закончит вариться у него в голове. Однако это сейчас не главное. Ты ничего не забыл?
– Что? – Витте недоуменно посмотрел на него. – Забыл?
– Заседание, – кротко напомнил князь, рассматривая ногти. – Сегодня. В три часа дня.
– Ох, черт! – граф звучно хлопнул себя ладонью по голове. – Да уж, Олег Захарович, умеете вы увлечь разговором.
– И о том, что нам еще следует обсудить проект резолюции, ты тоже забыл? – голос князя сделался ехидно-вкрадчивым. – Положительно, господин мой Олег Захарович, вы умеете увлечь человека разговором, присоединяюсь к Сергею.
– Мы, марсиане, много чего умеем, – машинально согласился Олег, но тут же спохватился: – Прошу прощения, господа, но раз у вас неотложные дела, я вас оставлю. А насчет проекта манифеста не извольте беспокоиться – я, пожалуй, подумаю над формулировками, все равно мне делать нечего. Потом вы с господином Оболенским вычитаете и поправите сообразно с реалиями. На улицу сегодня я не пойду, голова еще кружится. Сергей Юльевич, вы можете обеспечить меня чем-то вроде рабочего кабинета? Письменный стол, принадлежности, бумага, свежие газеты – в этом роде?
– Да, разумеется, – кивнул граф. Он взял со стола колокольчик и позвонил в него.
– Семен, – сказал он появившемуся лакею. – Проводи господина Кислицына в залу в левом крыле и предоставь ему все, что потребуется. И приставь к нему специального человека в качестве личного слуги.
– Прекрасно, – кивнул Олег, поднимаясь из-за бюро. – Вечером или завтра утром, как у вас время найдется, поговорим еще раз, более обстоятельно и конкретно. Да, и записку вашу я пока прихвачу как образец. Всего хорошего, господа, не смею вас больше задерживать.
Он коротко кивнул и стремительно вышел из комнаты. Полы халата развевались вокруг его ног, хлопая, словно паруса на ветру. Лакей поспешил за ним. Когда дверь закрылась, князь вопросительно взглянул на графа.
– Кто он такой? – спросил Оболенский. – Я никогда его раньше не видел.
– Я тоже, – кивнул Витте, усаживаясь в свое кресло. – Однако два дня назад он спас мне жизнь. Если бы не он, боюсь, меня постигла бы судьба дядюшки нашего императора.
– А, вот как! – хмыкнул князь. – Как же, слыхал об этой истории. Бомбисты, да?
Весь Петербург только о ней и судачит. Вот, значит, каков твой спаситель. Однако я не уверен, что предоставлять ему проекты секретных документов – это правильно.
– Я уже сам ни в чем не уверен, – покачал головой председатель Комитета министров. – Особенно после того, как он убедительно показал мне, что еще чуть-чуть, и паровой котел, которым он называет Россию, просто взорвется.
Революция неизбежна, Алексей, и я ему верю.
– Веришь? Ты? – обер-прокурор удивленно поднял бровь. – Вот уж не думал, что тертый воробей вроде тебя способен кому-то поверить на слово, пусть даже и своему спасителю. Что с тобой, Сережа? Ты ведь далеко не новичок в политической интриге.
– Речь не обо мне, Алексей, – качнул головой Витте. – Мне-то что – если случится революция, нас с тобой на фонарных столбах повесят, после чего нам станет совершенно не интересно дальнейшее. Нет, дело совсем в другом. Мы сейчас любой ценой обязаны предотвратить взрыв, понимаешь? Ценой немилости, опалы, как угодно. Россия нуждается в нас! Понимаешь, Россия! А этот человек… Он знает, о чем говорит. Да, я ему верю. Верю! Не могу не верить. С ним просто чувствуешь себя живым. Да черт меня побери, если он уже со следующей недели не перейдет ко мне в канцелярию! Мне давно не хватало толкового советника, с которым можно просто поговорить на политические темы, забыв о всех этих условностях. Нечего ему делать в Охранном отделении, тем более в Москве.
– Ты совершенно не похож на себя, Сережа, – качнул головой Оболенский. – Ты же совсем его не знаешь! Нужно еще навести о нем правки, выяснить, кто он и откуда…
– Наведу и выясню, – отмахнулся Витте. – Впрочем, об этом можно и потом. Сейчас времени нет. Ч-черт, действительно, совсем из головы эта резолюция вылетела. Ты принес проект?
Первая половина октября тысяча девятьсот пятого года по старому стилю.
Перегретый пар общественного мнения все сильнее и сильнее давил на некогда прочные, а ныне проржавевшие стенки гигантского парового котла с наглухо закрученными клапанами, в который превратилась Российская империя.