Несомненная реальность
Шрифт:
– И я не должен к нему ехать?
– Да нет, почему же. Можете и поехать, если захотите. Только сразу готовьтесь к отказу. Видите ли, сейчас Герасимов не рискует играть самостоятельную партию. Он пересылает все собранные материалы товарищу, заместителю, если в ваших терминах, министра внутренних дел и ожидает приказа, который не поступит еще два месяца. И вас он даже и слушать не станет. Но откат – это только "во-первых". А во-вторых – система перестроена таким образом, что ваши способности к сверхубедительности утеряны. Ваша психоматрица по-прежнему используется для подстройки
Которые, боюсь, на Герасимова сейчас не подействуют.
– Облом… – пробормотал Олег. – И что же, все, о чем я разговаривал с Витте?..
– Это не изменится. Что успели, то успели. Да вам, в общем-то, не о чем жалеть, Олег Захарович. Я не заметил, чтобы ломка чужой воли доставляла вам удовольствие, а текущая ситуация уже сделала вас весьма ценным кадром для нескольких самых влиятельных людей страны. У вас великолепная стартовая площадка, и только от вас зависит, чего вы достигнете. Да, в ближайшие годы вам не удастся серьезно изменить сценарий развития событий. Но чем дальше, тем более свободным будет становиться этот мир и тем больше у вас появится возможностей влиять на ситуацию.
– Замечательно… – пробормотал Олег. – Ну ладно, не расстроюсь пока, убедили.
Валяйте, возвращайте меня назад. Да, еще один вопрос. Можно?
– Спрашивайте.
– Что сейчас происходит там… дома? В Ростании?
– Вам же было сказано, что того мира для вас более не существует, – осуждающе покачал головой Робин. – Впрочем, как убитому сделаю поблажку. План "Ночной танцор" сработал, хотя и совсем не так, как планировалось. Вы там на коне, хотя, если честно, я вам не завидую.
– Сработал, значит… Деталями, полагаю, не поделитесь? Ну, спасибо и за это.
Ладно, давайте, возвращайте меня во вчера… или когда там?
– До встречи, Олег Захарович, – Координатор одним плавным движением поднялся из незамедлительно пропавшего в жемчужной пустоте кресла. – Полагаю, мы с вами еще не раз пообщаемся. А пока – алле-оп!
Он широко развел руки и резко хлопнул в ладоши. И тут же мир вокруг Олега завертелся и рухнул. Он непроизвольно зажмурился, а когда открыл глаза, обнаружил, что сидит, стиснув руками подлокотники кресла, в прихожей зале особняка Витте.
Что-то казалось совсем-совсем неправильным. Лившийся в окно свет выглядел каким-то неживым. Затхлый воздух не проталкивался в грудь, прилипая к нёбу, глотке, трахее как застывший кисель. Мертвая тишина давила на уши словно вода на большой глубине. Его взгляд упал на стоящие у противоположной стены часы с кукушкой. Он с трудом подавил панику, разглядев, что маятник почти застыл в верхней части дуги, медленно, едва заметно, двигаясь по ней в сторону пола. Все хорошо, внушал он себе, все нормально. Все под контролем.
"…техническая возможность есть, правда, ни разу не опробованная…" …Робин, я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь…
Внезапно раздавшееся тиканье часов заставило Олега подпрыгнуть в кресле. Воздух, прогоняя удушье, хлынул в легкие свежей струей, словно вода в глотку умирающего от жажды. Скрипнула отворяемая дверь, и вошедший с крыльца Крупецкий с удивлением уставился на своего подопечного.
– Пан Кислицын, что-то не так? – осведомился филер. – Вы выглядите нездоровым.
Извозчик у парадного, но все-таки вернулись бы вы в постель. Доктор будет недоволен.
– В постель… – хрипло пробормотал Олег после долгой паузы. – В постель… Нет, Болеслав Пшемыслович, в постели мне делать нечего. Впрочем, я передумал. Думаю, с Герасимовым пообщаться я еще успею. Отпустите извозчика, если не трудно.
Крупецкий наградил его недоверчивым взглядом, пожал плечами и вышел на улицу.
Олег слышал, как он ругался с недовольным "ванькой". Минутой позже филер вернулся с крыльца и подозрительно уставился на Олега.
– Я так думаю, пану все же следует вернуться в постель, – брюзгливо произнес он.
Олег оттолкнулся руками от неудобных подлокотников и встал. На мгновение пол качнулся под ногами, но тут же успокоился. Он подошел к окну и оперся на подоконник, вглядываясь в осенний проспект через тусклое стекло.
Низкие обложные тучи неслись над городом, сея моросящий дождь. Под порывами ветра гнулись мокрые, мертвые, давно облетевшие ветви деревьев. В скапливающихся на брусчатке лужицах посреди неспокойной ряби качались полусгнившие листья, а нахохлившиеся, но все равно нахальные воробьи прыгали вокруг свежих конских яблок, оставшихся от лошади извозчика. Шумно, слышно даже сквозь двойную оконную раму, захлопала крыльями ворона, снявшаяся с дерева и полетевшая куда-то по своим делам. По тротуарам понуро спешили по свои делам люди в теплых пальто и шинелях с поднятыми воротниками, плохо защищающими от налетающего с Балтики сырого холодного ветра.
Осень властвовала над огромной и дряхлой Российской империей, и в воздухе уже витало предчувствие близкой суровой зимы. Не сегодня-завтра снежные бураны обрушатся на северные города, заметая улицы непролазным снегом и замораживая на корню уцелевшую жизнь. И лишь весной, до которой еще следует дожить, сквозь слегка оттаявшую землю пробьются робкие ростки новой травы…
Ничего этого нет, сказал себе Олег. Это иллюзия. Фантомы, барахтающиеся среди миражей, бездумно слепленных непостижимыми существами, не похожими ни на что в реальном мире. Марионетки, которых дергает за веревочки оживший компьютер из скверного фантастического романа. Какое мне дело до этого несуществующего мира?
Какое мне дело до их судеб? Почему я должен служить для них каким-то Эталоном?
Кто вообще сказал, что я подхожу для этой роли? Я хочу домой, в тот мир, который хоть как-то вещественен. В родной для меня мир.
Или уже не хочу?
Два месяца. Два таких коротких и таких длинных месяца – не то экскурсия по музею чужой жизни, не то отчаянная череда попыток удержать свой разум, тонущий в пучинах сюрреализма, на поверхности здравомыслия. Я видел лишь крошечную часть этого мира – но эта часть куда больше той, что многие могут увидеть за всю жизнь. Я еще не знаю, нравится ли он мне или же я ненавижу его так сильно, как только могу ненавидеть. Он чужой мне… но я знаю, что он может стать моим домом.