Несостоявшийся шантаж
Шрифт:
Надрезав ножичком конверт, секретарь развернул карту перед глазами Робсона. Она стоила ему пятнадцать тысяч долларов. Тем людям, которым придется охранять трейлер с картинами Лувра по пути его следования из аэропорта Даллеса в Национальную портретную галерею, она будет стоить жизни.
Удовлетворенно кивнув, Робсон вернул карту секретарю и приказал:
— Отнеси ее Джо. Пусть собирает своих ребят на последний инструктаж.
Дождавшись, когда секретарь выйдет, Робсон дружелюбно предложил:
— Джин? Виски? Коньяк?
— Виски…
Робсон снял
Себе он налил ром.
Они подняли бокалы, пожелав друг другу здоровья и процветания.
Робсон внимательно наблюдал за тем, как освобождался стакан Дика.
— Ты стал слишком много пить, Дик, — неожиданно сказал он. — Особенно в последнее время. Это настораживает!
— Пустяки! — махнул было рукой Дик, но под взглядом Робсона осекся. Язык прилип к гортани. А Робсон наслаждался эффектом, который произвел на начальника отдела Департамента транспорта США взгляд его черных немигающих глаз.
— Кто много пьет, тот много болтает, — продолжал доминиканец, — и может разболтать такие вещи, которые не предназначены для посторонних ушей.
— Я… я… — лепетал Дик, чувствуя, как по спине между лопаток стекает пот, — я никогда…
Начальник отдела знал, что достаточно одного движения бровей Робсона — и он отправится на тот свет. Сейчас Дик чувствовал себя, как человек, поставленный к стене перед шеренгой солдат с автоматами в руках. Полное бессилие, абсолютная беспомощность и всепоглощающий панический страх.
Ливан (Бейрут)
— Они подкатили джип с крупнокалиберным пулеметом и грузовик с 35-миллиметровой швейцарской пушкой, — сообщил Олег, выглянув в окно. — Если они застрочат, мы превратимся в атомы…
— Не ной! — рявкнул армянин. — Не трави душу!
— Мне просто хочется, чтобы ты имел ясное представление о происходящем, — пожал плечами Олег.
Потоптавшись на месте, он подкрался к двери и прислушался. В коридоре «Александрии» было тихо. Видно, понеся большие потери, боевики «Аль-Джихада» поняли, что расправиться со Смирновым можно, лишь пустив в ход тяжелое оружие. Вроде крупнокалиберных пулеметов и автоматической пушки. Эта швейцарская пушка выстреливала дюжину 35-миллиметровых снарядов с такими короткими интервалами, что они взрывались почти одновременно. И мощность слитного разрыва давала эффект приличной авиабомбы.
«Им достаточно тщательно прицелиться, и через мгновение нас уже не будет», — подумал Олег.
Он вставил в свой «Калашников» полный магазин, передернул затвор и направился к двери.
— Куда ты? — окликнул его Акопян.
— Куда угодно, — отрезал Олег. — Через пятнадцать секунд от этого номера останется горсточка пыли!
Швейцария (Цюрих)
Марта проснулась. В левый глаз било солнце. Пронзительный солнечный луч пробился сквозь щель в жалюзи. Она отодвинулась, и луч затанцевал на белоснежной подушке.
Марта с интересом подняла голову и осмотрелась. «Где я?» — недоумевала она.
Комната, где стояла кровать, на которой она лежала, была большой и просторной, с высоким потолком. На длинной позолоченной цепи свешивалась красивая бронзовая люстра. На стенах висели репродукции картин импрессионистов — Мане, Моризо, Писарро. Рядом с кроватью стояла тумбочка красного дерева, а на ней скопированный с телефона начала века современный аппарат.
Неожиданно Марта вспомнила все. Это был ее номер в цюрихском «Шератоне». И проснулась она в собственной постели.
«Как я в нее попала? — недоумевала женщина. — Кто раздел меня и заботливо развесил одежду на спинках стульев? Кто натянул на меня ночную рубашку? Кто, наконец, поставил в изголовье вазу с целым букетом дивных красных роз?»
Марта помнила, как, смертельно испугавшись прикосновения руки одного из молодчиков, что ходили за ней по пятам все утро, упала без сознания на пороге номера.
«Наверное, меня заметил кто-то из служащих отеля, — решила она. — Позвали горничную, и она раздела и уложила меня. А администрация „Шератона“ купила розы. Но… куда в таком случае делись молодчики? Неужели они просто бросили меня? Или их кто-то спугнул? Но они не похожи на людей, которые легко тушуются…»
Марта нахмурилась. Закончив университет Санкт-Галлена, она получила диплом учительницы математики. Марта любила предмет, который преподавала детям в школе. В математике было все так просто и ясно. Она терпеть не могла запутанных ситуаций в собственной жизни. Между тем именно в такой она сейчас и оказалась.
«Я не знаю даже, как позвонить Олегу, — с тоской подумала молодая женщина. — И не у кого узнать, где он сейчас…»
Преодолевая слабость, Марта кое-как добралась до ванной. Прохладные струи душа взбодрили ее. Вернувшись в комнату, женщина подняла жалюзи. В помещение хлынул солнечный свет. Почувствовав прилив сил, она стала одеваться.
Спустившись в вестибюль, Марта подошла к столику, за которым сидел портье. «Если работники отеля обнаружили меня лежащей без сознания на пороге номера и уложили в постель, портье должен сказать об этом. Или хотя бы намекнуть», — решила она.
— Добрый день, мадам Циммерман! — расплылся портье в широкой улыбке. — Сегодня прекрасный денек, не правда ли?
Марта нетерпеливо взмахнула рукой:
— Вы… ничего не хотите мне сказать?
Портье удивленно взглянул на нее:
— Извините, я не совсем понимаю вас.
Марта решила, что дальнейший разговор бесполезен. Круто повернувшись, она зашагала обратно к лифтам.
Добравшись до номера, Марта сначала закрыла дверь на засов и уже потом попросила по телефону принести завтрак в номер. Опустившись в кресло, положила руки на колени, задумалась. «Меня раздели, уложили и подарили цветы те самые люди, из-за которых я лишилась сознания, — размышляла она. — Это ясно, как Божий день. Почему они не убили меня? Либо им сразу было велено только попугать меня, заставить нервничать, одним словом, выбить из колеи, либо в последний момент они получили приказ: „не трогать!“»