Несовместимые
Шрифт:
— Если для тебя это так важно, да. Ты будешь представлена всем, как моя невеста, будешь всегда со мной, — вздыхает. Тяжело ему дается это решение. Но вдруг осознаю, что он сам думал о моих требованиях. Может быть, не вчера, а вообще.
— А дети? — свадьба - дело не первое, а вот ребенка я хочу. Хочу ощутить в полной мере материнское счастье.
Герман смотрит на меня с напряжением, трет бровь. Подходит ко мне, берет правую руку, кольцо занимает официальное место на моем пальце. Про детей пока молчит, я любуюсь камнем.
Молчание
Мне жаль. Жаль, что с ним не получается... У нас разные ценности.
— Хорошо, — выдыхает согласие, подобно контрольному выстрелу.
Именно так ему и кажется, а я держу кольцо на самом кончике, плачу и улыбаюсь. Слезы стирают макияж, но плевать, когда он согласился. Согласился ради меня, ради нас.
Обхватывает мои пальцы, держащие ободок, возвращает кольцо на палец. Сердце совершает кульбит. Мне и сказать нечего, просто поднимаю на него глаза. В его глазах моя бесконечность.
Я люблю его. Люблю.
51 глава
Рядом пружинится матрац. Приоткрываю глаза, смотрю на часы. Четыре утра. Последние дни он постоянно приходит домой в это время. Я не спрашиваю, где его носит, стараюсь доверять, но постоянно принюхиваюсь. От него не пахнет женскими духами, только сигаретами, кофе и его неповторимым запахом.
Прислушиваюсь. Переворачиваюсь в его сторону, смотрю на профиль. Глаза закрыты, но вряд ли спит. Прокручиваю на пальце кольцо. Я к нему привыкла, но ощущение чужеродности не покидает, как и в том, что мы пытаемся жить вместе.
Вроде что-то изменилось с момента, когда он согласился на семью, а что-то нет. Я нашла себе работу дистанционно. Мне нужно было заполнить свободное время, когда Германа не было дома. По хозяйству приходила женщина, она готовила и убиралась, ее совсем не видно и не слышно. Я просто знала, что она есть, и видела заполненный приготовленной едой холодильник.
Герман перестроил график работы. Он, как и положено мужу, завтракал со мной, обсуждал планы на день. Слушал мои планы. Вечером в шесть возвращался домой. Мы ужинали, потом расходились по своим местам работать. Иногда выбирались в город на какое-то некрупное мероприятие, где, к моему удивлению, не встречала знакомых, а Соболя знали как спонсора, организатора или просто почетного гостя. Но были дни, когда он уходил ночью и возвращался под утро, как сейчас.
В такие дни его лучше не трогать, не приставать с вопросами и не устраивать сцен. Нерастраченная агрессивная энергия прямо сочилась из него со всех сторон. Не орал, не крушил дом, но смотрел так, что хотелось провалиться сразу под землю в самое пекло ада, если он существует. Его неподвижный стеклянный взгляд пугал, заставлял стынуть кровь в венах.
— Почему ты не спишь? — тихо спрашивает, поворачивая голову в мою сторону.
В глазах все еще тлеют угольки безумия, в котором
— Проснулась, — веду плечом, он приподнимает уголок губ.
Ложится на бок, протягивает руку к моему лицу. Очерчивает губы, гладит щеку, сдвигает лямку пижамной майки в сторону. Сердце замедляет свой ход, а когда его пальцы касаются соска, срывается, как при низком старте на соревнованиях.
Он подвигается ко мне, целует в губы. Поцелуй со вкусом ментола и кофе. Я вся в предвкушении и в ожидании. Тело томится. Его прикосновений мало, хочется большего. Хочется его тепла, его запаха, его вкуса. Стону, когда его рука оказывается у меня в шортах.
Герман — мой наркотик. Я прекрасно знаю пагубность его влияния на меня, но при этом я, как подсевший наркоман, мне все время мало «дозы». Днем в одиночестве я ловлю себя на мысли, с ним мир раскрашен разноцветными красками, без него все тускло. Без него было бы просто, но пресно.
Его дыхание обжигает кожу груди, выгибаюсь в пояснице, прикусив губу. Неправильное счастье. Не о таком мужчине мамы мечтают своим дочерям, уверена, моя мама пришла бы в ужас. Папа бы не стал скрывать от нее правду о личности мужчины дочери.
Широко распахиваю глаза, когда меня тянут с кровати. Непонимающе смотрю в серые глаза, затуманенные желанием. Проводит рукой от шеи до живота, задевая грудь, разворачивает. Я смотрю на стену, упираюсь руками в мягкую обивку кровати. Жду. С нетерпением жду, а он дразнит, не спешит собой заполнить меня до отказа.
— Пожалуйста... — хнычу, невозможно терпеть эту сладкую пытку.
Сзади раздается смешок, Герман медленно вводит член. Прикусываю губу, подаюсь навстречу, но меня удерживают за бедра.
Его взгляд скользит по позвоночнику, мурашки бегут следом. Как можно больше прогибаюсь, открываюсь ему, доверяю. Вздрагиваю от поцелуя в плечо, задерживаю дыхание, когда обхватывает шею, перекрывая мне доступ кислорода.
Мозг в панике бьет тревогу, пытается внушить мне о недопустимости такого жеста. Прикрыв глаза, я доверяю ему. Медленные толчки сменяются на более резкие и глубокие. Все ощущается острее, чем ранее. Может быть из-за того, что дышу я урывками, стараясь разумно тратить крошечные глотки воздуха.
Моя спина прижимается к его груди, передергиваюсь. Кожа прохладная, влажная, а внутри все горит. Впиваюсь ногтями в обивку, его пальцы на шее сжимаются. Инстинкт самосохранения оказывается сильнее доверия, обхватываю его запястье, пытаюсь ослабить хватку.
— Ш-ш-ш... Расслабься. Верь мне, Марьяш. Верь... — искушает шепотом, обхватывая одной рукой за талию, а на шее немного расслабляет. Прикусывает мочку ушка, я вздрагиваю и вскрикиваю.
Зажмурив глаза, хватаю ртом воздух, который резко врывается в мои легкие. Несколько мощных толчков, Герман крепко сжимает мое предплечье, вжимается в мои бедра. Собирает в кулак волосы, тянет на себя. Откинув ему на плечо голову, отвечаю на поцелуй на грани нежности и дикости.