Несовместимые

Кострова Валентина Викторовна

55 глава

Это сон.

Первая мысль, как только сознание выныривает из дурмана снотворного и обезболивающих. «Добрый доктор» под строгим взглядом серых глаз от души зафигачил мне лошадиную дозу. Он еще не вышел из комнаты, а я уже унеслась в небытие.

Сон. Страшный, до застывания крови в венах, сон. Хочу до последнего верить, что не было оглушающих выстрелов, не было на мне чужой крови, не было жертв. К сожалению, сон обретает реальные черты, перед глазами

Женя, его мощная фигура, заслонившая меня, его теплая кровь на мне.

Сжимаю зубы, сильнее зажмуриваюсь. Пусть это будет сон. Всего лишь страшный сон. Не хочу такую реальность. А мозг нудным голосом мне напоминает, что ведь предупреждали о сказке наизнанку, прямым текстом говорили, что не будет все как у всех. Какая же я дура. Упертая дура, желающая ходить в розовых очках.

Судорожно вздыхаю.

— Я спокоен. Мне, если честно, ни жарко и ни холодно, — голос Германа обманчиво спокоен.

Не знаю, верит ли собеседник этому вкрадчивому голосу, я лично нет.

— Мне тебя, что ли, учить? — смешок, такой угрожающий, от которого покрываюсь мурашками. — Погоняй его босиком по углям. Покидай ножами, как в дартсе. Нет, убивать не надо. Зачем? Он же не прочувствует уготованную ему участь. Побеседуй по душам, потом отпусти. Пусть, суки, знают, как со мной связываться, — от металла в голосе у меня в животе скручивается тревожный узел, смешанный со страхом.

Такого Германа я не знаю. Я не знаю, кому адресована эта угроза, явно не мне, но почему-то страшно именно мне. Вздрагиваю, натягиваю на себя одеяло, словно замерзла.

— Созвонимся, — быстро завершает разговор Герман.

Я слышу его шаги, приближающие к кровати. Чувствую, как прогибается рядом матрас, как теплая рука прикасается к моему плечу.

— Марьяна? — одеяло медленно сползает, я приоткрываю глаза. В комнате светло. Интересно, сколько времени? Судя по ровной подушке, Герман даже не ложился.

— Сколько времени?

— Около трех. Как ты себя чувствуешь?

— Ты спал? — игнорирую его вопрос, поворачиваю голову. Судя по теням под глазами, по небритости — отвечать нет смысла.

При этом он предельно собран и серьезен. Рубашка цвета кофе подчеркивает его загар, оттеняет холод в глазах.

— Ты как? — заботливые нотки греют душу, заставляют вымученно улыбнуться и потянуться к нему. Герман подтягивает меня к себе, обнимает, гладит по спине. Как же хорошо в его объятиях.

— Это как страшный сон, — шепчу, уткнувшись ему в шею. — Страшный, кровавый сон. Так будет всегда? — отрываюсь от него, пытаюсь заглянуть в глаза, но он притягивает к груди. Его сердце бьется ровно, без скачков.

— Тебе надо поесть. Несколько дней нужно соблюдать постельный режим, — обманчиво спокойно говорит, заправляет за ухо волосы, возвращает меня на подушки.

— Но у меня ничего не болит, — протестую, садясь на кровати. — И есть не хочу.

— Сегодня ты проведешь день в постели, завтра

посмотрим. Я попрошу Розу принести тебе еды, — встает, смотрит на меня сверху. Не верю его улыбке на губах, не верю безмятежности на лице.

— Ты побудешь со мной? Давай посмотрим какой-нибудь фильм, раз сегодня мне запрещено вставать.

— Мне нужно уехать по делам, Марьяна, — дикое желание удержать его, не позволить выйти из дома возникает резко и внезапно. Как животное, за версту чую опасность, которая коварно подстерегает его где-то за поворотом. Враги не дремлют, они зорко следят за каждым его шагом.

— Остаться дома! — умоляюще смотрю ему в глаза, в них на секунду возникает растерянность, но тут же исчезает.

— Я вернусь вечером. Не переживай.

— Герман, они только и ждут, когда ты выйдешь к ним. Я, конечно, ничего не знаю, но осознаю все это...

— Марьяна, — смеется, подходит к кровати, протягивает руку к моему лицу. — Не драматизируй. Отдыхай и ни о чем не думай. Если не уснешь, мы обязательно посмотрим выбранный тобой фильм, — нагибается, целует в лоб.

Хватаю его за запястья, удерживаю.

Я боюсь. Ужасно боюсь, что, возможно, это последняя наша встреча. Всматриваюсь в его лицо, пытаюсь запомнить все до мельчайших подробностей. Сердце обливается кровью.

Как мне жить без него? Как?!

— Я буду тебя ждать, — голос предательски срывается, Герман укоризненно качает головой, осуждает взглядом за впечатлительность. Поглаживает щеку, очерчивает губы, убирает руку.

— До вечера.

Он уходит, а я мысленно рвусь за ним следом. Откидываю одеяло в сторону, опускаю ноги. В теле еще присутствует слабость и некая ватность, но я заставляю себя встать. Хотелось бы подбежать к окну, боюсь не успеть еще раз на него взглянуть, медленно передвигаюсь. Опираясь о стену, одергиваю шторы и тюль в сторону.

Герман уверено направляется к одному из трех джипов. Костя распахивает заднюю дверку. На секунду замирает перед помощником, о чем-то разговаривают. Костя кивает головой, Соболь садится в машину. Небольшой кортеж трогается с места.

Боже, храни его. Пожалуйста, пусть он вернется домой.

Я не знаю молитв, но сейчас мне хочется прочитать «Отче наш». За грешников не молятся, но что если это самый дорогой для сердца человек? Что если к нему тянется душа?

У меня совсем падает настроение. Мне не хочется ни есть, ни пить, но я заставляю себя что-то съесть, ибо понимаю, Герману сообщат о моей голодовке, ему это не понравится.

Бесконечно смотрю на часы. Минуты словно издеваются надо мной, внезапно превращаясь в вечность. Пытаюсь уснуть, но воображение рисует ужасные картины, в ушах стоит свист от пуль. По телевизору ничего интересного не нахожу. Хочется с кем-то поговорить, а не с кем. Диану грузить проблемами не позволяет совесть, она ведь Адаму расскажет, тот сразу же запретит появляться на пороге его дома, почуяв опасность.