Несознательный
Шрифт:
— А как будет держать частоту, — сразу интересуется инженер.
Да уж, стабильность частоты при работе радиостанции больной вопрос, но есть способы ее стабилизировать без кварцев, которые сегодня в стране страшный дефицит. Но это уже другая технология, в которой нужно применять заливку катушек специальной смесью полимеров, а так же слюдяные и керамические конденсаторы, которые как раз и нужны для работы на этих частотах.
— Не бойтесь, есть технология, — успокаиваю я его, — если согласитесь воспроизвести две пары таких радиостанций, то сделаете большое дело для нашего авиапрома.
Изучал он схему недолго, и сделал заключение, что эта ЧМ радиостанция вполне себе рабочая, поэтому согласился ее сделать. Вот только он наотрез отказался брать на себя авторство этого проекта. Опять двадцать пять, придется искать человека, на которого можно будет спихнуть разработку этой радиостанции, если спросят, ведь ничего такого заумного в ней нет.
Однако не спросили, две пары радиостанций были собраны и испытаны в работе на самолетах, причем все отмечали практически полное отсутствие помех от оборудования истребителя. Ну, то, что помехи отсутствовали, не полностью заслуга радиостанций все-таки на производстве уделяли особое внимание экранированию системы зажигания двигателей, но все же ЧМ для того и создавалось, чтобы избавиться от помех. Интересно они заинтересуют наркомат или опять все спустится на круги своя?
В конце февраля пришло известие, что И-185 все-таки прошел государственные испытания и рекомендован к производству. Так как изменения в конструкции планера все-таки были, хоть и минимальные, план запуска новой конструкции истребителя определили в восемьсот штук на сорок первый год… и Левин, глядя на это распоряжение наркомата, выдохнул с облегчением. Теперь общий план вместе с И-125 (Иркут) составил всего тысяча сто истребителей.
— Фух, теперь можно и без той нервотрепки до лета поработать, а то совсем замордовали. А там и новые кадры подтянутся.
Не остался в стороне и моторостроительный, свою очередную модернизацию двигателя они провели по плану, установили впрыск топлива, что позволило им поднять мощность еще на двести пятьдесят л.с., в основном за счет увеличения оборотов. Это позволило приблизиться к предельной планке в две тысячи л.с. и опять уйти в отрыв от Швецовского двигателя АШ-82, который они в мае посчитали, наконец-то, доведенным до ума. Хотя насчет последнего зря они так посчитали, насколько мне помнится, проблемы с доводкой двигателя продолжались еще где-то с полгода. А иркутский авиамоторный готовился к концу сорок первого поставить дополнительный блок цилиндров и тем самым увеличить мощность еще на восемьсот сил, что уже, в общем-то, являлось его предельным значением, дальше надо было думать о турбовинтовой авиации.
Мне даже интересно стало, как долго продержатся заводы, выпускающие свои двигатели, не потребуют ли от них перейти на изготовление иркутских моторов в директивном порядке.
Ну а в училище все происходило своим чередом, учеба на тренажерах и закрепление полученных навыков на заводском аэродроме. Уже в конце февраля перешил на тренировки со стрельбой. Не то чтобы мне нравилось, как курсанты осваивают эту дисциплину, но, в общем-то, результаты были неплохими. В других учебных заведениях иногда к этому вообще не приступали, оставляли стрельбу на действующие авиационные части, куда отправляли служить курсантов. А ведь еще надо научить не только правильно стрелять, надо еще правильно поставить умение вести бой, а это совсем не просто, особенно в нынешних условиях мирного времени, когда даже побывавшие в боях летчики не обладают достаточным опытом. Попробуй объяснить наличие тактических схем боя, когда о них еще никто не слышал, или необходимость эшелонированного построения звеньев по высоте. Курсанты-то ладно, они любому утверждению поверят, а вот коллеги уже нет, они и так мои робкие попытки за чудачество принимают.
Но за всеми этими перипетиями наступил конец февраля, и тут произошла первая серьезная авария с курсантом, при посадке не встала на стопор стойка шасси самолета. Так-то И-125 сел, но во время пробега от порыва ветра стойка подкосилась и самолет черпанул крылом за землю. Возможно, на И-180 это и прошло бы без последствий, так как у него низкая посадка, покрутило бы и все, но на этом самолете последствия были очень неприятными, его просто перевернуло на скорости в сотню километров в час. Думали все, курсанту конец, но нет, вытащили из перевернутого самолета живого, хоть и сильно побитого, выдержала каркасная дуга фонаря. Все-таки не зря моя железяка предусмотрела такое паскудное поведение самолета.
Так-то понятно, что это техническая неисправность самолета привела к таким последствиям, однако факт аварии с курсантом был, и это дало повод для приезда проверяющей комиссии, во главе с начальником научно-технической группы Наркомата авиационной промышленности… Громовым Михаилом Михайловичем, профессором по технической эксплуатации самолетов и моторов. Да, это действительно был тот самый легендарный Громов, который совершил второй перелет в США через северный полюс, и установил рекорд по дальности перелетов. Думаю, столь представительная комиссия прибыла в Иркутск совсем не по поводу происшествия с курсантом, уж слишком быстро здесь они появились, недели не прошло, скорее всего, расследованием этого случая решили заняться попутно. Вот только начальство училища в лице майора Чекменева решило, что отстранить на время расследования причин аварии, главного зачинщика самостоятельных полетов курсантов будет благом. Как говорится с глаз долой. Зря он так, Громов не тот человек, который будет валить кого-то, не разобравшись в сути, но приказ есть приказ, поэтому сдал дела и отправился домой, нет худа без добра, хоть с Катериной побуду некоторое время спокойно, а не так, урывками.
Вспомнили обо мне лишь на четвертый день моего «отпуска», прислали нарочного, срочно затребовали явиться в училище. Даже интересоваться у нарочного не стал. Зачем? И так все ясно.
— Ну, проходи, лейтенант, присаживайся, — произнес глава комиссии, когда я ему доложился, и потянулся за папкой содержащей материалы по аварии.
Папку он изучал недолго, быстро освежил память:
— В общем, твоей вины в случившемся нет, — произнес он, наконец, закрыв дело, — как нет и вины курсанта, техническая неисправность всему виной. Однако комиссия пришла к выводу, что в училище слишком торопится с практической подготовкой курсантов в ущерб теории. Что можете сказать на это?
Интересно, откуда такие выводы, как раз теории у нас уделяется времени достаточно по сравнению с другими училищами, а в практике да, мы действительно впереди планеты всей. Но вопрос задан, надо отвечать.
— Нет, изучению теории время выделяется в соответствии с рекомендациями, что можно видеть из расписания подготовки групп, — взялся я защищать программу обучения курсантов, — другое дело, что практике пилотирования уделено гораздо больше внимания, чем принято в других училищах. Но там исходят из своих возможностей, а у нас их гораздо больше, благодаря авиазаводу, который выпускает истребители.
— То есть, вы пользуетесь ресурсом, не предусмотренным для училища, — тут же делает вывод Громов.
— Получается так, — вздыхаю я, — но заводские до недавнего времени в обиде небыли. И с бензином вопросы решались не за счет заводских поставок.
— Они и сегодня не в обиде, — махнул рукой Михаил Михайлович, — но это не значит, что можно вот так использовать ресурсы предприятия на свои нужды.
— Так не для себя стараемся, товарищ комбриг, — возражаю в ответ, — а для страны. Где еще курсантам учиться как не здесь? В частях молодых летчиков стараются до полетов не допускать, чтобы аварийность не повышать.