Несознательный
Шрифт:
Громов задумался и при этом постучал пальцами по столу:
— Хорошо, убедил, — очнулся он от своих дум спустя некоторое время, — но мне интересно другое, это ведь по твоей инициативе было организовано комсомольско-молодежное КБ на моторостроительном.
Опс, а это уже неприятность, не ожидал подвоха с этой стороны, вроде в КБ на заводе за два года должны были забыть о моем участии, но нет, оказалось, помнят. И очевидно Громов не просто так задал этот вопрос, ищет того, кто был инициатором этого дела.
— Да, по моей, — осталось признаться мне, — но участвовали в
— Никогда бы не поверил, что с первого раза можно спроектировать авиационный мотор нового вида без ошибок… — здесь Михали Михайлович выдержал небольшую паузу, а потом закончил, — если бы не поговорил со всеми участниками процесса. Что это, счастливая случайность или точный расчет?
— Скорее точный расчет, — киваю я, и тут же прикрываюсь, — но и счастливую случайность тоже бы со счетов сбрасывать не стал.
— Я так и подумал, — слегка улыбнулся Громов, — а КБ при авиазаводе по аналогии моторостроительного создал?
Угу, вторая неприятность, все-таки въедливый этот комбриг-профессор.
— Ну, да, интересно стало. Ели там получилось, то почему бы не попробовать на авиастроительном заводе?
— И тоже точный расчет со счастливой случайностью? — Спрашивает он.
— А там нам очень повезло с Калининым Константином Алексеевичем, бывшим главным конструктором, — пытаюсь прикрыться в очередной раз.
— А я с ним разговаривал, — усмехнулся Михаил Михайлович, — и он утверждает, что вы бы и без его помощи весь проект вытянули.
— Ну, это в нем скромность говорит, — тут мои позиции, я уверен, крепки, — без него этот проект не вытянули бы.
— Возможно, — кивает Громов, соглашаясь с моими доводами, — а спрашивать про твою супругу имеет смысл? Или опять счастливая случайность?
— В каком плане? — В очередной раз напрягаюсь я.
— В плане присадок к маслам, — что-то меняется во взгляде комбрига, он становится ужасно подозрительным, — я могу понять, что ферроцен можно обнаружить случайно, но с присадками уже случайно никак не получается.
Шах и мат, хотя нет, еще не мат, можно побарахтаться, и я на память выдаю несколько статей из иностранных журналов, в которых рассматривались эти присадки, кроме дисульфида молибдена, отдельно. Ага, заронил сомнение, задумался, а так ли он прав в своих подозрениях.
— Хорошо, — Громов стукнул ладонью по столу, подводя итог допросу с пристрастием, — пойдем тогда на твои тренажеры посмотрим, а то в других училищах от них почему-то не в восторге.
Фух, вроде бы отбрехался, хотя вижу, сомнения еще остались.
Комбриг оказался очень любознательным человеком, посмотрел занятия курсантов на тренировку вестибулярного аппарата, потом долго расспрашивал про лопинг, зачем да к чему такие тренировки, и в конечном итоге пришел к выводу, что тренажеры эти очень полезны в плане подготовки летчика. А вот на последних тренажерах завис, даже сам попробовал «прокатиться» и пострелять. Если прокатиться у него получилось без проблем, то пострелять нормально не вышло, оно и понятно, не истребитель он, скорее транспортная авиация.
Думаете это все? Нет, дальше Громов устроил чуть ли не целый экзамен паре
— Что ж, не сказать, чтобы знали все на отлично, но в целом подготовлены курсанты хорошо, — пришел он к выводу, — так говоришь это благодаря этим тренажерам?
— Да, именно благодаря этим тренажерам, курсанты смогли свой первый полет совершить без серьезных ошибок. — Отвечаю на заданный вопрос. — Учебных самолетов мало, а времени для отработки взлета и посадки требуется много, поэтому тренажеры в данном случае выход из положения. Да и в остальном серьезное подспорье.
— Да уж, серьезное, — поддакнул мне комбриг, — смотрю, эти тренажеры у тебя не простаивают, неужели все шесть групп успеваешь за день на них пропустить?
— Не за день, — хмурюсь в ответ, — вторая смена здесь тоже организована, иначе шесть групп по тридцать курсантов через тренажеры не успеваем провести.
— Вот что, — принял Громов решение, — завтра я всех своих сюда пригоню, пусть посмотрят, как организован учебный процесс с помощью этих твоих тренажеров, а то больше по слухам судят.
На этом неприятный для меня разговор закончился, комбриг отправился по своим делам, а я на доклад к начальству, закончился мой отпуск, пора опять серьезно впрягаться в работу. Утром как и было обещано Громовым, вся комиссия ходила по тренажерному помещению и смотрела на то как проходили занятия, Особенно всем пришелся по нраву курс подготовки бортового стрелка, кстати сказать у нас он не профильный. Оказывается это у них самая больная тема, как и у нас, выучить теорию для стрелка несложно, послушаешь, от зубов отскакивает, а вот садишь на тренажер и вся теория побоку, как будто и не учил ничего. Попасть по цели может только случайно. И это можно сказать в идеальных условиях, а в реале там все по другому, и самолет вертится как вошь на гребешке, и противник не дает времени прицелиться, и по тебе любимому тоже стреляют. Представьте себе, перед глазами все крутится, вертится, желудок то под самый затылок улетает, то где-то ближе к самой нижней точке опускается, а тебе некогда на это внимание обращать, надо вести стрельбу по противнику и желательно точную. А если не сможешь, тут тебе и конец придет, да ладно только тебе, заслужил, но ты же и товарищей своих подведешь.
— А теперь рассказывай, куда ты так гонишь, лейтенант? — Поинтересовался Громов, когда мы снова остались с ним с глазу на глаз.
— В смысле? — Удивляюсь я его вопросу.
— Я же вижу, что практика у вас обгоняет теоретическую подготовку, причем намного, по сравнению с другими училищами, — нахмурился комбриг, — ты хочешь закончить обучение к началу лета, хотя первый выпуск у вас намечен на сентярь. Почему?
— Потому, что летом, скорее всего, начнется переучивание летчиков с частей на И-125, и большую часть пришлют именно в Иркутск. Здесь станет тесно. — Выдаю ему очевидную отмазку.