Неспящая красавица
Шрифт:
После пережитых приключений с ифритом кусок в горло не лез, и она обратилась к присутствующим:
– Какое сегодня число?
Баум, сидящий напротив, потянулся к карману, щелкнул часами:
– Двадцать третье декабря.
Получается, завтра канун Рождества. Время, которое все стараются провести с семьей или в кругу друзей. И хотя Надя давно перестала считать праздник семейным торжеством, вопреки всем невзгодам в жизни Рождество и Новый год оставались тем временем, когда надежда на светлое и лучшее была как никогда крепка в сердце
Интересно, каково было обитателям дома? Они ведь двадцать лет назад тоже на что-то надеялись. Хмурый Иванов жевал, уткнувшись взглядом в тарелку, попеременно перебирая пальцами левой руки – будто искал что-то или не мог справиться с тиком. Да и князь Долгорукий чего-то да ждал от наступления нового года. Планировал бежать в Париж? А дядя? И тот молодой человек?
Сердце снова кольнуло тревогой и непрошеной тоской.
И даже гурьевская каша с орехами – любимая с детства и непременно напоминавшая о дяде, теперь совсем не радовала. Надя водила ложкой по тарелке, изредка донося ее до рта. Вкуса она совсем не чувствовала.
– Думаю, я знаю, о чем все вы сейчас размышляете, – разнесся над столом голос князя Долгорукого. Он отложил приборы. – Гадаете, почему такая выдающаяся личность находится в такой глуши.
Все взгляды обратились к князю, Надя от неожиданности едва не уронила ложку. Камердинер как раз подавал гостю душистый чай, но как вышколенный слуга и виду не подал, что вообще слышит разговоры за столом. Или просто привык к выходкам хозяина.
– Я бы хотел вам кое-что объяснить.
– Что именно, ваше сиятельство? – На лице Баума мелькнуло веселое любопытство.
Андрей тоже взглянул на него с сомнением. Кажется, ему было вовсе не интересно, что собирался сообщить Долгорукий. Язвительный изобретатель, по-прежнему хранивший молчание и до этого упорно смотревший в тарелку, вдруг поднял голову и уставился на князя своими белесыми глазами.
– Не скромничайте, Филипп Елисеевич. Знаю-знаю, слухи обо мне весьма противоречивы, злые языки так и норовят ужалить побольнее. Но целью всей моей жизни всегда являлась красота и истина…
– Позвольте, ваше сиятельство, но что именно вы подразумеваете под этими выражениями? И истина, и красота для каждого своя, – заметил Филипп.
– Видите ли, – Долгорукий, очевидно, только и ждал вопроса, любого. – Если бы люди чаще задумывались о красоте, то не было бы этих глупых войн, раздоров. Взять хотя бы Италию. Все эти портики и колоннады, древние храмы, чумные столбы – настоящее произведение искусства! Работа столь тонкая, изящная. Вот скажите, разве, глядя на это, можно думать о жестокости? Убийствах? Кстати, мне рассказали про несчастного парнишку… Убит, да, и в таком чудесном месте…
Внутри у Нади все похолодело.
Звякнули приборы о тарелку, встал Иванов, шумно отодвинув стул. Ни на кого из присутствующих он по-прежнему старался не смотреть. Что-то неразборчиво пробормотал
Надя заметила, как Андрей нахмурился. Кажется, магу это тоже показалось странным.
– Чувствительная натура, – прокомментировал Долгорукий, отхлебнув свой чай. – А вы, Надежда Ивановна, что так побледнели?
– Что же вы имели в виду, говоря об истине, ваше сиятельство? – напомнил Филипп, очевидно, желая отвлечь внимание от Нади, которая с благодарностью взглянула на мага. Баум едва заметно ей улыбнулся и снова повернулся к Долгорукому.
– Ах да! Истина. – Князь вальяжно раскинулся на стуле, держа одной рукой чашечку, которая в его крупной ладони казалась совсем крохотной. – Это важнейший постулат в нашей жизни. Именно для того, чтобы пролить свет на истинные знания, я написал свое сочинение… – Долгорукий обвел своих собеседников неожиданно острым взглядом. – Вы, конечно же, читали мой «Дворянский гербовник»?
– Вскользь, – емко ответил за всех Андрей.
– Что ж, очень жаль. – Князь недовольно поджал губы. – У меня есть с собой экземпляр, настоятельно рекомендую ознакомиться. Вот вы, молодой человек, из какой ветви Голицыных?
– Смоленских, – со спокойным достоинством ответил Андрей.
– Нет-нет, я не об этом, – отмахнулся князь, точно от назойливой мухи. – Изначально было всего четыре. Полагаю, вы и представления не имеете, к какой из них принадлежит ваша семья?
– Не имею счастья знать.
– Так я и думал, – хмыкнул Долгорукий и обратился к Бауму. – Вот что я подразумеваю под словом «истина», Филипп Елисеевич. Докапываться до правды, даже если она скрыта в глубине веков. Для этого, если хотите знать, нужны особые таланты! Усидчивость, терпеливость и крайне острый ум…
– А для того, чтобы оскорбить все высшее общество империи, тоже нужен острый ум? – самым вежливым тоном поинтересовался Андрей. Похоже, колкость Долгорукого попала в цель.
Но князь на удивление остался спокойным. Улыбнулся, перевел взгляд с Баума на Андрея нарочито медленно; светлые глаза его лучились торжеством.
– Это и есть поиск истины, молодой человек. Лишь я один осмелился говорить во всеуслышание то, что известно всем. И вы правы, для этого нужен острый ум и изрядная смелость. Как видите, я обладаю и тем и другим.
– Поэтому, поджав хвост, бежите за границу?
Надя буквально чувствовала, как Андрей начинает закипать.
На лицо князя набежала тень, но он тут же печально улыбнулся.
– Увы! Не все готовы слушать правду о себе…
– Быть может, вашего мнения просто никто не спрашивал?
Ситуация стремительно начинала выходить из-под контроля.
Князь холодно смотрел на Андрея и молчал. Но тут на его лице появилась презрительная усмешка.
– В таком случае, быть может, и некоторые сведения о том, что произошло с домом и его хозяином, вам тоже не нужны?