Неспящий
Шрифт:
Аббе снова хрипло зарычал и ударил Виатора локтем, отчего тот машинально впечатал советника лицом в землю. На носу и губах Аббе проступила кровь. Он отрывисто дышал и сопротивлялся всем телом. Тори знал, как сильно он хочет вырваться, броситься под горящие балки, чтобы вызволить её… Но таверна была охвачена пламенем до последней щепки и, судя по всему, довольно давно. Он слишком хорошо помнил отца, практически погребённого под балкой, запах гари, из-за которого невозможно сделать вдох…
Внимание присутствующих привлёк пронзительный женский визг. В окне третьего этажа показался силуэт, стремительно рванувшийся вниз. Из своего положения Тори не мог различить деталей, но его взгляд уловил до боли знакомое зелёное платье. Китти, официантка, подавшая ему ту роковую кружку медовухи. Сейчас её точёная фигурка превратилась в тлеющую тряпичную куклу, а пышные каштановые волосы
Воспользовавшись смятением Тори, Аббе сделал мощный рывок и сбросил друга с себя. Он быстро поднялся на ноги и бросился к дверям. Тори рванулся за ним и был готов снова встретить разверстое пламя перед собой, как вдруг увидел, что советник замер. Сначала он не понял, что происходит, но затем, вглядевшись в огонь, он тоже увидел то, что так поразило Аббе. Сквозь распахнутую дверь было видно, как со стороны лестницы на них движется хрупкий силуэт. Весь первый этаж был объят плотным непроходимым пламенем, но фигура ступала спокойно и уверенно. Когда она ступила за порог таверны, все замерли. Перед ними стояла Рарэ.
Светлые, почти белые волосы, были тронуты огнём лишь частично, утратив былую длину, но сохранившись всё такими же живыми. Платье сгорело почти целиком, но кожа была по-прежнему фарфорово-белой, будто и не тронутой пламенем. Её льдисто-голубые глаза светились небывало ярким светом. И в этот момент радостное чувство внутри Тори сменилось леденящим страхом от жжения, пробивающегося сквозь жилет на том месте, где висел амулет.
Она следующая.
Глава 7. На краю земли
Виатор лежал на жёсткой кровати и даже сквозь тёплую одежду чувствовал колючее одеяло под собой. Он катал между пальцами роковой талисман, светившийся особенно ярким, почти слепящим светом сейчас. Тори чувствовал его тепло, и это было немного пугающе. Он взглянул на камень прищуренными глазами, словно пытаясь разглядеть в его темном нутре ответ, но увидел лишь холодный голубоватый свет, просвечивающий сквозь пальцы.
Путники перебрались в маленькую таверну под горой. Вероятнее всего, «Два топора» закрыли вопрос конкуренции на этих промозглых землях, благодаря своей вместительности и уюту, и потому прочие подобные заведения в основном простаивали, разоряя своих хозяев. Ну хоть кому-то этот ужасный пожар пришёлся на руку, — подумал Тори. На улице ещё слышались голоса и звуки суеты после катастрофы, но в самой таверне было небывало тихо. Простые посетители «Двух топоров» после пожара разбрелись по домам, а немногочисленные погорельцы, остановившиеся там на ночлег теперь перебрались сюда. Они не бегали, не суетились, не причитали о своей нелёгкой судьбе. Они просто заперлись в своих новых тесных и грязных пристанищах, будто бы их никогда и не было.
В новой таверне было совсем не уютно, будто бы в ней и вовсе не ждали гостей. Здесь пахло сыростью и совсем не пахло аппетитным обедом. Да и вообще никаким обедом. Здесь было всего два этажа, но второй был небывало тесен и вмещал в себя всего пару комнат и два хозяйственных помещения, запертых на облупленные замки. Зато в подвале было довольно много пространства, и там расположилось гораздо больше спальных мест. Каждая подвальная комната была снабжена старенькой, но рабочей масляной печкой, поэтому при желании можно было сохранить тепло даже в каменных стенах подвала.
Тори лежал на жёсткой кровати в своей маленькой комнатке и сквозь тишину, окутавшую это мрачное холодное место, пытался вслушаться в свои мысли. Он понимал, что ему предстоит, пожалуй, самое тяжёлое испытание. Так ему казалось перед каждой смертью, что он должен был принести в этот мир, но сейчас он был увереннее, чем когда-либо. Рарэ была совсем юной прекрасной девушкой. Её олений взгляд с лёгким испугом и почти детской наивностью вызывал почти у любого человека одно желание — позаботиться о ней. Защитить её от огромного жестокого мира. И Тори, хоть и не до конца понимал, но с лёгкостью мог представить, что чувствует сейчас Аббе. Если для Тори Рарэ всё же оставалась просто нежной молодой девушкой, не заслуживающей смерти, то для Аббе она была всем. Желание защищать её произрастало совсем не из её тонкой фигурки и невинных глаз, оно шло из глубины его естества. Он держался за неё, как за последнюю ниточку, что связывала его с миром. Любил её неподдельной любовью, не сравнимой по силе ни с чем в этой вселенной. Тори никогда не задумывался о том, что, несмотря на его мало насыщенную жизнь, дома его ждали. Горячий пирог с рыбой, заботливо приготовленный матерью, по-доброму хмурый отец, ворчливо ворошащий в камине угли. Огни его родной деревни, знакомые лица. Далёкие песни, доносящиеся из таверны. Запах молока, имбирного пива, костров и речной воды. Всё это всегда было внутри него, заставляя отчётливо помнить дорогу домой. У Аббе же не было ничего из этого. Да, он жил при дворе, служа на должности, о которой каждый мало-мальски умный мальчишка может только мечтать. Ел и пил сполна, мог сутками поглощать знания из книг, наполняющих шкафы королевской библиотеки, которые возвышались до самого потолка. Он имел свой голос, своё право творить историю. Но он не любил это. Это были лишь средства выживания, возможность приложить руку к чему-то великому. Но всё, что ему было нужно в этом случае — это разве что оставить на великом скромный отпечаток своей ладони, если это от него потребуется. Большего же он не искал. И с радостью променял бы высокие своды дворца с пурпурными портьерами из лучшего бархата на холодную покосившуюся лачугу. Лишь бы она была там. Лишь бы она держала его за руку, соединяя в себе их счастливое прошлое, их пасмурное настоящее и их непременно светлое будущее. Со стороны было что-то неестественное в такой привязанности Аббе к своей сестре. И, всплыви это всё в пределах королевского двора, по округе наверняка поползли бы нелицеприятные слухи. Прошлый Тори, услышав их, непременно бы недовольно поёжился и, поморщившись, пожал плечами. Но сейчас он вдруг осознал, что слишком хорошо понимает, как ценно иметь что-то важное для себя в этом мире. Как хрупка и коротка человеческая жизнь, чтобы отрекаться от того, во что ты действительно веришь. Поэтому он чувствовал беспокойство своего друга и принимал его. И это тревожило его больше всего.
Сейчас Тори стоял на распутье: лишить верного друга, так преданно служившего ему верой и правдой, единственной радости и смысла его жизни, но продолжить свой путь… или отступить сейчас. Забыть свой дом, свою семью, своё прошлое, найти себе пристанище в такой же, как и Флюмен, небольшой деревеньке на западе, и научиться жить в этом мире, которому он уже нанёс столько ран. Убедить короля, что пророчество лгало, что всё оказалось лишь красивой сказкой. Замять все убийства, списав их на естественное увядание сомнамбул. Но ведь тогда все смерти, вся кровь на его руках окажется напрасной? Неужели все эти невинные люди могли умереть зря? Понимает ли это Аббе, или он одержим единственно важной для него сейчас мыслью защитить то, что так долго стремился обрести?
***
— А я уж испугался, что ты не придёшь, — немного взволнованно сказал Тори, отхлебнув травяной чай из большой кружки. Он сидел на ступеньках подвала, подмяв под себя плащ. Он и сам не до конца понимал, почему назначил встречу именно здесь. Может, ему хотелось максимально скрыть этот разговор от чужих глаз, а это место казалось таким безлюдным. Словно на стыке двух миров, где не ходят ни живые, ни мёртвые. Лишь твой голос эхом отражается от промёрзших стен.
— И я бы с радостью не пришёл, — нервно сглотнул Аббе, — но мне что-то трудно припомнить, когда я успел заиметь такую дурную репутацию в твоих глазах.
— Видишь? — Тори легко похлопал себя по карману, сквозь который всё также просачивался ледяной свет.
Аббе молча присел рядом с Тори и, спустя несколько десятков томительных секунд, уронил голову на колени, обхватив её руками.
— Я всегда знал, как поступить правильно. Всегда знал, что нужно делать. Всегда…
— Думаю, ты и сейчас знаешь, — сухо проговорил Виатор.
— Не знаю. Не хочу знать, — советник поднял глаза, — я не могу, Тори!
— Аббе, ты же…
— Я не могу! — сорвался он на истерический вскрик, — она лежит там, в комнате, совсем одна! Ей больно и страшно! Ты видел, что она пережила! Её ведь даже не похоронят по-человечески здесь, на этом проклятом севере! Скажи, что я должен сделать? Войти туда и сказать ей, что она умрёт?
— Она всё равно умрёт, — сдавленно ответил Тори, — ты ведь понимаешь, что иначе нельзя.
— Нет. Не умрёт, — распрямился советник.
— Хочешь сказать, мы проделали этот путь зря? Тот кузнец, учитель Ари, которая обезумела от горя, лекарь, спасавший измученных людей, Спек, чуть не погибшая по нашей вине, бунтовщики из Литориса… тейна Карагус. Все эти люди страдали просто так? Все те, кто болен сейчас, кто ждёт избавления, мучаются напрасно? Чтобы сейчас ты сказал «не могу», и я покорно развернулся и ушёл куда глаза глядят?