Несравненное право
Шрифт:
— Ты ошибаешься, уж не знаю, к счастью или нет. Нам нужно пережить лишь сегодняшний день, день Светлого Рассвета, затем все вернется на круги своя. Не стану читать тебе лекцию по Запретной магии, так что поверь на слово. Для того чтобы обойти Барьер, нужно, чтобы в одной точке сошлось множество дорог и тропинок от положения звезд до человеческих снов. Только тогда такая относительно слабая Сущность, как на время обретший что-то похожее на тело один из старых богов одного из миров, сможет пробить преграду, поставленную чуть ли не самим Творцом, и туда устремится нечто, губительное и для Тарры, и для других миров. Да, да! Поглотив наш мир, чуждое рано или поздно прорвется в другие. Так уж вышло, что мир без богов и без магии оказался самым слабым звеном Барьера. Именно об этом и предупреждает Пророчество, жаль, что мы слишком поздно это поняли.
— И сколько времени нам будет грозить это самое чуждое?
— Искажающее заклятье, открывающее ему пути, проживет до захода солнца, не долее, после чего Олень снова подчинится тем, кто питает его. Он и его хозяева по-прежнему будут опасны, но с ними можно и нужно будет бороться. Та же Герика, Эстель Оскора… Она должна остановить Оленя, возможно, она смогла бы что-то сделать даже сейчас, но до Идаконы слишком далеко даже для Гиба. Да и слишком драгоценна она, чтобы рисковать ее жизнью сегодня и сейчас.
— Что ж, война с нашей смертью не кончится, — на лице Арроя не дрогнул ни один мускул, но Эмзар понял, что тот принял решение и не отступится, — Феликс — хороший Архипастырь, Мальвани — готовый маршал, а Шани — таянский король. Хорошо, что он пока в безопасности. Так же, как и Роман.
— Рамиэрль мой наследник, — Эмзар сказал это так, что герцог понял — уговаривать эльфа исчезнуть из обреченной крепости бессмысленно, — он не станет прятаться в болотах и не даст тем, кто с ним пришел. Ты сможешь остановить армию Мальвани?
— Конечно, не беспокойся, но не лучше ли тебе…
— Не лучше, — Эмзар гордо вскинул голову, — иногда смерть короля нужнее его жизни, к тому же, если нас не убьют до вечера, мы и в плену сможем что-то сделать. Годой знает, кто сейчас в Кантиске, если он кого-то не найдет, он пустит по следу своего монстра, а этого допустить нельзя.
— А он не отправит его за Герикой?
— Нет, так как Пророчество утверждает, что их силы равны.
— Да, пожалуй, держа нас в руках, он попробует поторговаться с теми, кто остался в Эланде.
— Ты решил?
— Да, я выеду навстречу Годою, а те, кому я верю, откроют ворота. Мы сделаем это в последний момент. Люди готовы к битве, рассчитывают на победу и могут расправиться с «предателями» на месте.
— Согласен. Ты сам объяснишь все Шаде и Иоахиммиусу?
— Да, но сначала я хочу собраться с мыслями.
— Что ж, я тоже хочу вспомнить обо всем, что нужно и не нужно. Встретимся на рассвете у Малахитовых ворот.
Эльф бесшумно исчез в зарослях монастырского сада — стройная, легкая тень, порожденная благоуханной летней ночью. Рене какое-то время смотрел ему вслед, затем негромко окрикнул:
— Жан-Флорентин, ты все слышал?
— Разумеется, — последовал незамедлительный ответ, — мой слуховой аппарат хоть и не столь совершенен, как, скажем, у обыкновенной кошки, но все же много лучше, чем у почитающих себя венцом мироздания двуногих существ…
— И что ты скажешь?
Философский жаб перебрался с браслета на рукав и, забравшись по нему наверх, устроился на краю воротника, задумчиво скрестив лапы.
— Логика подсказывает, что Эмзар верно оценил обстановку. Завтра нас ждет не бой с Михаем Годоем за власть над Арцией, а конец Света, инспирированный не идентифицированными на данный момент силами. Сработал тот самый неизвестный фактор, о котором я неоднократно предупреждал, так как, исходя из причинно-следственной связи…
— Жан, — прервал его адмирал, — у нас слишком мало времени и слишком многое нужно сделать. Я хочу попросить тебя об одной вещи.
— К вашим услугам, — жаб изобразил нечто, долженствующее, по-видимому, изображать рыцарский поклон.
— Вы ведь ладите с Гибом?
— Настолько, насколько можно ладить с созданием, живущим одними эмоциями и не способным думать о Вечном. Впрочем, это не его вина, так как вся история этих существ…
— Сейчас не до родословной Водяных Коней. Нужно предупредить Мальвани, и сделать это, кроме тебя, некому.
— Нет! — жаб категорично рубанул воздух лапой, оставив за собой огненную черту. — Я поклялся не оставлять тебя, и я сдержу слово.
— Ты пойдешь, — устало повторил Рене, — потому что больше некому.
— Не пойду!
— Пойдешь! Я приказываю тебе, ты присягнул мне как своему сюзерену, и твой рыцарский долг повиноваться.
— Да, действительно, — жаб вздохнул, приняв оттенок красной яшмы, — я присягал, и рыцарский долг меня обязывает. Я сделаю так, как ты хочешь.
— А хочу я многого. Ты передашь Мальвани, чтобы он ни в коем случае не пытался нас спасти. Его забота — армия и беженцы. Он должен вместе с уцелевшими эльфами запереться за Аденой и ждать. Мое завещание у Герики Ямборы, пусть она отдаст его Шандеру, когда тот вернется. Надеюсь, он привезет подписанный договор. Майхуб понимает больше, чем хочет показать, и потому исполнит обещанное, даже без меня. А теперь главное. Мальвани и Шани сделают все, что в человеческих силах, но от вас с Гибом потребуется больше. Вы должны спрятать Герику так, чтобы ее никто не нашел. Если она Эстель Оскора…
— Все можно подвергать сомнению, но не это…
— Михай не должен ее получить. Когда она будет укрыта, вы найдете Романа — он жив, я в этом уверен. Дальше все будет зависеть от вас. Эстель Оскора, кольцо Проклятого, Водяной Конь и твои мозги — этого должно хватить для победы, потому что это все, что осталось у Тарры.
— Я понял, — жаб был на удивление краток, — и я исполню.
— Не будем откладывать, — Рене поднял руку, и Жан-Флорентин вновь привычно устроился на браслете. Цвел жасмин, и его аромат мешал думать о смерти как о чем-то неизбежном. В дальнем конце сада бил небольшой источник, заботливо обрамленный резным белым камнем. За источником в стене виднелась полукруглая ниша, из которой выступала сделанная с немалым искусством фигура какого-то арцийского святого, сзади которой хитрый мастер поместил большое, слегка помутневшее зеркало, так что пришедшие к водоему паломники видели себя как бы идущими по стопам святого. Рене ухмыльнулся, подумав о том, что многочисленные святые и угодники, якобы хранящие эту землю, давно должны были бы вмешаться и покончить с Годоем и его колдунами. Вместо этого узурпатор при полном попустительстве небес объявил себя главой Церкви и в таковом качестве осаждает Святой город… Что ж, если боги и святые отвернулись, придется рассчитывать на эльфийскую магию и копыта Гиба.
Водяной Конь появился сразу — видно, болтался где-то поблизости. Рене в который раз убедился, что Гиб понимает все или почти все. На сей раз он не ржал, не рыл копытами землю, а тихо стоял, опустив голову, пока Жан-Флорентин переползал на шею скакуна и цеплялся за спутанную гриву.
— Клянусь честью, — философский жаб сделал правой лапой жест, похожий на гвардейское приветствие, — ваша жертва будет не напрасной. Потомки узнают, кому они обязаны жизнью. Никто не будет забыт, и ничто не будет забыто!