Несравненное право
Шрифт:
— Главное, чтобы они были, эти потомки, — отмахнулся Рене, — ну, вперед! Прощайте! — Гиб черной молнией рванулся куда-то вбок и ввысь, лишь слегка тронув копытами сонную воду. Рене, хоть и не раз ездил на черном жеребце, так и не понял, какими путями тот иногда ходит, да это было и неважно, главное, сооруженный осаждающими двойной вал для него не помеха. Не пройдет и оры, как он доберется до лагеря Мальвани.
Странное дело, Жан-Флорентин бывал порой совершенно невозможным, но, расставшись со своим многословным спутником, Рене почувствовал себя невыносимо одиноким. Оно, наверное, было и к лучшему, с учетом того, что адмиралу предстояло завтра. Одинокие могут себе позволить быть стойкими, ничего не бояться и ни
Эландец машинально поднял взгляд к луне, исходившей неистовым серебряным светом, казалось, она понимала, что эта ночь может оказаться последней. Птицы молчали, в застывшем воздухе стоял дурманящий аромат… Праведник провел бы такую ночь в молитвах, воину более приличествовало отдать ее какой-нибудь случайной подруге… Но подруги не было, и искать ее не хотелось, а молиться, просить упорно молчавшего все это время Творца о помощи? Зачем? Если тот всезнающ, всеблаг и всемогущ, это излишне, а если нет, то бесполезно.
Аррой присел на край бассейна, повернувшись спиной к гроту святого, чье имя он запамятовал, и опустил руку в воду. Он не молился в прямом смысле этого слова, повторяя красивые заученные слова, но мысленно обращался к любым высшим силам, если таковые все-таки где-то есть. Герцог заранее соглашался на любую жертву, пусть только эта луна и завтра отразится в прохладной воде и над ней склонятся распустившиеся к ночи цветы. Этот мир должен жить, и если за это он должен положить жизнь, разум, душу, то, что клирики называют вечным спасением, то он сделает это без колебаний.
Усыпанные звездами небеса молчали, молчал и тот, кто некогда столь щедро поделился с Рене силой, чуть этим его не прикончив. Не раздавался Трубный Глас, не спускался с горных высей воин в сверкающей броне, в кустах не вспыхивал негасимый огонь, белоперый голубь Творца не садился на плечо… Да и пропахший серой и нечистотами Антипод не спешил забрать душу адмирала в обмен за помощь. Не случилось ничего, что обычно происходит в легендах в ответ на отчаянный и искренний призыв смертного. Высшие силы безмолвствовали, только луна скрылась за горизонтом — ее время истекло. Небо быстро светлело, скоро поднимется солнце, и в храмах слитно ударят колокола, возвещая приход Светлого Рассвета, с которым истечет и срок ультиматума. Если Рене и Эмзар ответят отказом, Годой бросит против них своего монстра и тем подпишет приговор Тарре, так как остановить Оленя ни Михай, ни его бледные не в состоянии, хоть и не знают об этом. Правду им не объяснить.
— Ваше Высочество, вы тут? — кардинал Иоахиммиус торопливо пробирался по узкой тропинке, опираясь на свой цветущий посох.
— Да, знаете ли, захотелось вспомнить, какими бывают летние ночи, — Счастливчик Рене встал, повернулся и быстро пошел навстречу кардиналу Кантисскому, — что-то случилось?
— Да, хоть этого и следовало ожидать, да мы и ожидали, зная, сколь вероломен узурпатор. Он не стал дожидаться оговоренного срока, а напал прямо сейчас. Видимо, понимал, что мы не собираемся сдаваться, и решил застать нас врасплох. И, — кардинал с явным усилием произнес отвратительное слово, — он пустил в ход магию. Они собрались за Канном и начали какой-то омерзительный ритуал… Со стены видно.
Рене, не дослушав, бросился из сада, сразу же опередив осанистого клирика. Он думал, что у него есть выбор, что своей головой он выкупит передышку… Выбора не было.
Белка весело трещала, в очередной раз передразнивала старую няньку жены Рене, которую здесь считали ведьмой. На самом деле старуха не заколдовала бы и ежа, но ей нравилось представлять себя опытной колдуньей, благо синякам в Эланд хода не было, а опасливое почтение окружающих и перепадающие время от времени подарочки бабку вполне устраивали.
Как-то так вышло, что дочка Шани возненавидела все, что было связано с Ольвией Арройей, и своих чувств не скрывала. Старуха огрызалась, Белка не отступала, и вскоре война между дочкой уважаемого всеми Шани Гардани и старой ведьмой стала любимым развлечением обитателей герцогского дворца. Я смеялась вместе со всеми, хоть и с оттенком грусти. Старуха из кожи вон лезла, чтоб прослыть ведьмой, не будучи таковой, я же, будучи нелюдью, изо всех сил скрывала свою сущность. Великие Братья, как же мне это надоело! Скорей бы вернулся Рене, будь что будет, я почти решилась рассказать ему всю правду, тем паче что если я буду молчать, это рано или поздно сделают эльфы. А может, уже сделали. Хотя вряд ли. Наверняка все их мысли занимает предстоящее сражение. Они должны победить, только бы Луи Арцийский не пропустил к Годою резервы! Я мало что смыслила в военном искусстве, но понимала, что общий расклад пока был не в пользу Мальвани, хотя играть было все-таки можно.
Белка замолчала, раздались привычные взрывы смеха. Идакона жила обычной жизнью. Похоже, здесь не сомневались в конечной победе, особенно после того, как взбесившееся море уничтожило чуть ли не до последнего человека армию Марциала, не тронув при этом побережье севернее Адены. Мне же казалось, что здесь, как бы ни благодарил за чудо Творца кардинал Максимилиан, что-то не так. Конечно, гибель армии здорово улучшила наше положение и развязала руки Феликсу и Мальвани, но, захоти Всевышний вмешаться и защитить нас от еретика-узурпатора и его чудовищных подручных, он бы прежде всего поразил главного виновника несчастий, а не губил бы тысячами людей и гоблинов, не дав им даже возможности покаяться.
Скорее уж я была готова поверить в пресловутых Великих Братьев, опекавших Эланд. Эти могли утопить чужаков, не позволив при этом чудовищным волнам обрушиться на побережье хранимой земли. Только вот что-то не слышала я преданий о вмешательстве в дела эландцев высших сил; маринеры всегда гордились тем, что отвечали за себя сами, а Братьев поминали скорее наперекор Церкви, чем ожидая от тех помощи.
Теплый ветер бросил мне в лицо пригоршню белых лепестков. Весной всегда очень хочется жить, и я не была исключением. Хотелось забыть о зиме, Годое, войне, о собственной порченой крови и просто слушать шепот ветра да любоваться на море. Я решила подняться на башню, но перед этим зашла к себе оставить сдуру захваченную с утра теплую накидку. Голос Рене застал меня врасплох. Умом я понимала, что герцога в Идаконе нет. Нет и быть не может, но я слышала, как он произнес «Герика», а потом его голос сменился другим — знакомый тяжелый бас веско произнес: «Иди к нему «. Я потрясла головой, отгоняя наваждение.
Вроде ничего не изменилось. Преданный дремал, вальяжно раскинувшись в центре солнечного пятна. На раскрытом окне стоял кувшин с зелеными ветками, солнечные лучи высвечивали подушки на креслах, брошенную шаль, Книгу Книг с богатыми гравюрами, которую мне подарил Максимилиан и которую я из политических соображений держала на столе. Разумеется, в комнате не было ни Рене, ни басовитого незнакомца, но я готова была поклясться, что СЛЫШАЛА их. Я уже ничего не понимала. Как человек, находящийся за тридевять земель, мог называть меня по имени и уж тем более как я могла отправиться к нему? Куда? В Кантиску? Дальше? Где тот безумный капитан, который вопреки приказу Рене беречь меня как зеницу ока возьмет меня на борт? Как мы проберемся в осажденный город?