Несравненное право
Шрифт:
И эландские герцоги, и таянские короли на Чернолесье внимания не обращали, а немногочисленные местные жители никогда никаких хлопот никому не причиняли. Жили себе и жили. Неудивительно, что Рене знал Пограничье хуже, чем побережье и даже Предгорную Таяну. Старая дорога в Гелань не искупала всеобщего пренебрежения к этим краям, тем паче что с побережья, которое, собственно говоря, и было настоящим Эландом, сподручнее добираться до Таяны через Гверганду и Фронтеру. Да, когда-то, когда Рысь и Альбатрос только-только заявили о себе, а арцийская империя переживала пору рассвета, Идаконский тракт был оживленным и людным, но чем сильнее становились молодые государства, тем большую уступчивость демонстрировали фронтерские
В конце концов удобную прямую дорогу вдоль Лисьих гор прозвали эландской тропой, да и Гверганда последнюю сотню лет только формально считалась имперским городом, на деле же заправлявшие там купеческие старшины давно превратили ее в вольный порт, а Северную армию терпели только в обмен за право беспошлинного вывоза арцийских товаров. Шли годы, Гверганда все больше богатела, богатели и Морской Эланд и Восточная Таяна, а в лесах Пограничья ничего не менялось, за что Рене Аррой готов был благодарить всех богов прошлых, настоящих и будущих, так как их с Шани замысел мог сработать только в случае неожиданности. И вот теперь шесть сотен «Серебряных» пробирались узкой лесной тропой, распугивая белок.
То, что они задумали и с чем скрепя сердце согласились и командор Мальвани, и Архипастырь, могло прийти в голову только маринеру и бывшему смертнику. Ни один военачальник и тем более политик не решился бы на подобную авантюру. Но эландский герцог, поразмыслив пару ночей, окончательно убедил себя в том, что у них есть лишь один выход. Пока Годой прибирает к рукам Арцию, они должны захватить Таяну и, закрыв изнутри Гремихинский перевал, запереть Годоя с его гоблинами в Арции. То, что последует за этим, виделось весьма смутно, а потому об этом решили не думать, полагая, что предусмотреть все нельзя, а излишняя предосторожность в том отчаянном положении, в котором они оказались, только мешает.
План был прост. Скрытно подойти к Гелани со стороны Рысьвы и отрядить кого-то из «Серебряных» на разведку в город — Рене и Шандер не сомневались, что союзников там немало. Ну не может такого быть, чтобы Гелань, в которой испокон веку жили друзья, за несколько месяцев превратилась во вражеское логовище. Судя по всему, Годой увел с собой большинство тарскийцев и тех таянцев, которых удалось купить или запугать, в городе же остался пусть вооруженный до зубов, но вряд ли многочисленный гарнизон, способный держать в страхе и повиновении безоружных и растерянных горожан. Однако за время своих скитаний по южным землям Счастливчик Рене убедился, что ни одно войско не способно остановить таких вот мирных жителей, когда они, захмелев от своей смелости, топча и своих и чужих, с ревом бросаются на ощетинившийся пиками строй, поджигают собственные дома, толкая в пламя тех, перед кем еще вчера трепетали.
Рене доводилось видеть городские бунты, и он знал, что остановить их сложнее, чем выиграть битву. Адмирал не сомневался, что достаточно небольшого толчка, и Гелань встанет на дыбы. Несомненно, многие погибнут, но если допустить задуманную Михаем Аденскую резню, если позволить втянуть себя в изматывающую войну, жертв будет много больше. Кроме того, Аррой знал, что ему удастся взнуздать восстание и направить в нужное русло.
Да, придется кое-кого повесить, а самозваного кардинала Тиберия отдать на милость толпы, но в данном случае это будет оправданно. Если в Светлый Рассвет в главном храме Гелани герцог Рене Аррой примет из рук кардинала Максимилиана объединенную корону Эланда и Таяны, вопрос о правомочности регентства Годоя будет снят. Захватив столицу королевства, он сможет ее удерживать сколь угодно долго, даже если не удастся овладеть Высоким Замком. Он поднимет Фронтеру, перекроет горные дороги, отрезав Годоя от Тарски.
И еще была Ланка… Герцог хорошо, слишком хорошо помнил гордую головку, обрамленную отливающими медью кудряшками, грациозные небрежные жесты, звонкий смех… Как могло случиться, что она примкнула к врагам, она, так остро ненавидевшая ложь и несправедливость, не скрывавшая своего отвращения к Годою? Рене и хотел бы забыть, да не мог. Их последний безумный разговор в Оленьем Замке, когда принцесса с горящими глазами развивала перед ним план захвата империи, нет-нет да и начинал звучать в ушах. Что ж, жажда власти перевесила жажду любви, и она отдалась Годою.
Рене скрипнул зубами: честный с самим собой, он не мог не признать, что свадьба Ланки стала для него личным оскорблением, а ее письмо, принесенное гоблином, лишь усилило чувство опустошенности и непонимания. Герцог не хотел больше думать об этой женщине, но думал. Он не хотел ее видеть, а ехал к ней, допуская, что, возможно, именно ему придется принуждать ее к разводу с Годоем, причем не только словами. А развод этот был необходим, крайне необходим. Впрочем, решать, как поступить с Иланой, было, мягко говоря, преждевременно. Сначала нужно было незаметно добраться до Гелани. К счастью, тянущиеся по обе стороны символической границы влажные лиственные леса со множеством троп и тропинок были хорошим убежищем. Рене собирался пройти по ним до Червонного кряжа, затем овечьими тропами до истоков Ямбера, откуда до Гелани не больше полутора диа.
Герцог неплохо знал те места, изобилующие косулями и кабанами, к тому же именно там лежали изначальные владения рода Гардани. Кто-кто, а вассалы графа не питали особой нежности к узурпатору. Там, в старинном, но все еще неприступном замке можно было надежно укрыться и ждать возвращения разведчиков. Конечно, Годой не мог оказаться столь глуп, чтобы оставить без внимания вотчину врагов, он наверняка подарил Серый Утес кому-то из своих холуев, но Рене это не волновало — он знал, как скрытно проникнуть в замок, даже если он осажден или захвачен годоевцами. Что ж, в последнем случае у него в руках окажутся заложники или трупы, но Серый Утес — ключ к Гелани, и он будет взят! Рене не сомневался, что там найдется немало добровольцев, готовых примкнуть к шести сотням «Серебряных», везущих с собой в седельных сумках свои знаменитые доломаны.
Самозванец не ожидает такой наглости, не может ожидать. Конечно, знай Михай, что от родового гнезда Шандера до Гелани есть потайные тропы, он мог бы предвосхитить планы эландцев, но Годой был занят другим. И это вселяло надежду.
Герцог незаметно взглянул на едущего рядом Максимилиана. Клирик, надо отдать ему должное, почти сразу согласился с безумным предложением герцога — пока Годой прибирает к рукам империю, а Феликс с Мальвани укрепляют Гверганду и разворачивают городские пушки в сторону Арции, захватить Гелань. Особую привлекательность для кардинала составляла перспектива низвергнуть посягнувшего на его титул Тиберия и предстать перед жителями Таяны в романтическом ореоле борца за справедливость. Что ж, святой отец знал, чего хочет от этой жизни, и готов был ради этого многим рискнуть. Таких союзников Рене уважал.
Максимилиан связал свою судьбу с северо-западом, Арроя это устраивало. Он не сомневался, что красавец-кардинал втайне мечтает о посохе Архипастыря, вот пусть и добывает этот посох здесь, в Таяне. Рене не стал бы полагаться на слово клирика, а изъявление дружеских чувств, не проверенных временем и морем, у него редко вызывало доверие, но когда помощь исходит от человека, чьи интересы неразрывно связаны с твоими, это достойно внимания. Кардинал и герцог нравились друг другу, хоть подчас и говорили на разных языках. В одном же они сходились — Годой должен быть побежден, и как можно скорее. «Серебряные» тоже мечтали лишь об этом. Поэтому, когда Гардани объяснил им задачу, обычно хмурые физиономии расцвели улыбками, не сулящими тарскийцам ничего хорошего.