Несравненное право
Шрифт:
— Нет! — выкрикнула орка. — Если мы терять друг друг, терять навсегда! Я идить с тобой!
— Но… — договорить он не успел, девушка, подхватив их пожитки, стремительно бросилась вперед и исчезла в радужном сиянье. Роман немедля последовал за ней.
Ланка не верила бледным. Более того, она их ненавидела. Из-за одного из них она потеряла Рене, а теперь они отстранили ее от всех дел. Вместо власти — почетное заточение в Высоком Замке и одиночество, ставшее после ухода Уррика невыносимым. Бежать было некуда — она так и не получила ответа на свое письмо, к тому же в ее положении в окна не вылезают и верхом не скачут. Жертвовать ребенком, пусть и от ненавистного супруга, Илана Годойя не желала. Рождение сына (а она была убеждена, что будет сын) развязывало руки, она становилась матерью наследника и, если помогут… поминать святого Эрасти или Равноапостольную Циалу она теперь не могла, а эландские Великие Братья были для нее пустым звуком. Неважно, кто бы ни помог… Если повезет, она скоро станет вдовой. Одна беда — бледные!
Ну да ничего, мать наследника отыщет способ справиться и с ними, вот только бы все прошло благополучно. Вообще-то в их роду женщины отличались завидным здоровьем. Но Лара все-таки умерла в родах, хотя ничто этого не предвещало. Увы, старый медикус, пользовавший Ямборов в последнее время, изрядно сдал, и Илана не была уверена, что он сделает все как нужно. Не был в этом уверен и сам Балаж Шама. К счастью, Годою пришла блажь согнать в Замок всех обитателей Лисьей улицы, и лейб-медикус мог выбрать себе помощника. Шама выбирал дотошно, изводя томящихся от безделья коллег вопросами.
Бледные не возражали, они вообще предпочитали не вникать в обыденные дела, но их присутствие и их сила ощущались всеми обитателями Высокого Замка от супруги регента до последнего поваренка. Как бы то ни было, Шаме они не мешали, и тот после множества проверок остановил свой выбор на толстеньком спокойном Симоне Вайцки, который под придирчивым взглядом лейб-медикуса принялся успешно пользовать сначала челядь, затем придворных, а в конце концов был допущен к самой принцессе. Старый Шама, убедившийся в правильности сделанного выбора, засел в своих комнатах среди книг, реторт и ступок. Симон же с невозмутимым лицом исполнял свою работу, и исполнял хорошо, а чувства толстенького лекаря никого не интересовали. Впрочем, больных было не так уж и много, так что основной заботой Симона вскоре стала Анна-Илана Годойя. Состояние принцессы внушало тревогу — ничем и никогда не болевшая, не привыкшая плохо себя чувствовать и к тому же обуреваемая мрачными и мерзкими мыслями, Ланка или тенью бродила по стенам Замка, или часами лежала в кровати с зеленым лицом. Симон ее раздражал, но от себя она его не отпускала, одиночество было еще хуже.
Илана не привыкла быть одна, ее всегда окружали нежность и забота братьев и отца, искренняя преданность нобилей и «Серебряных» с «Золотыми», любовь прислуги. Сейчас она этого лишилась. Ее боялись, перед ней заискивали, ей прислуживали, но не любили. Во всем замке можно было рассчитывать разве что на старую Катриону, спехом вызванную из Фронтеры и сохранившую преданность дочери Акме. Но Катриона была плохой защитницей и наперсницей, и принцесса, решительный характер которой не позволял пустить все на самотек, принялась подбирать доверенных людей. Это было непросто — охвативший замок страх перед бледными, тщательно скрываемая ненависть заложников, вежливо именуемых гостями, пронырливость новоявленных синяков, которых в Таяне правильнее было бы называть серяками из-за серовато-молочных балахонов, — все это затрудняло задачу. Но Ланка не была бы Ланкой, если бы она отступилась, удовлетворившись ролью беременной и, что греха таить, полузабытой жены регента. Женщина сделала ставку не на благородство и преданность, которые ушли из Высокого Замка вместе с Шандером Гардани, а на честолюбие и зависть.
Были, были в Гелани мелкие нобили, которым никогда ничего не светило — ни при Ямборах, ни при сделавшем ставку на горцев и колдунов Годое. Были простые воины, которые мечтали о золоте и власти, были авантюристы, готовые поставить на карту голову, надеясь содрать с судьбы немалый куш. Их нужно было найти, проверить и потихоньку склонить на свою сторону.
Это было похлеще игры с огнем и пляски на тонком льду, но другого выхода у Иланы не было. Она не сомневалась, что Годой, буде арцийская авантюра увенчается полным успехом, постарается отделаться от слишком много знающей таянской жены. От гонцов из Мунта она узнала, что супруг не расстается с племянницей императора Базилека. Ланка хорошо помнила Марину-Митту и ее таланты. Такая Годою не надоест, в отношении же арцийки к себе Илана не сомневалась. Та ее ненавидела, а ненависть фаворитки ничего хорошего законной жене не сулила. Единственным щитом для Иланы был бы ребенок, но он еще не родился. Значит, нужно дожить самое меньшее до месяца Звездного Вихря, дать жизнь наследнику и окружить себя людьми, которые рискнут поставить на жену, а не на мужа!
Последняя из Ямборов боролась за свою жизнь, и судьба шла ей навстречу. Первым ее человеком стал доезжачий Гжесь, обиженный как Стефаном, так и Годоем, затем появились братья Имре и Золтан Цокаи, не желавшие прозябать в Гелани. Братья знали, где и как искать людей, а золота у Иланы хватало. Марко так и не открыл зятю, где тайная сокровищница Ямборов. Сначала узурпатору было не до того, а потом Преданный отправил тело старого короля к иным берегам. Совесть Илану не мучила — она была единственной наследницей и могла делать с сокровищами что захочет. Наемники были довольны — принцесса никогда не была жадной, единственное, с чем она не могла расстаться, были рубины Циалы.
Ланка часто открывала заветную шкатулку, любуясь прихотливой игрой света на гранях темно-красных камней. Принцесса готова была часами следить за пляской холодного огня, но увы! Даже когда она только смотрела на камни, ее начинала одолевать тошнота. Если же она их надевала, становилось и вовсе худо. Катриона, некогда вынянчавшая принцессу, первая углядела связь между украшениями и состоянием принцессы. Не мудрствуя лукаво, старуха объявила, что, если Илана хочет родить здорового ребенка, рубины до родов лучше запрятать куда подальше.
Все существо Иланы противилось этому решению, но желание иметь наследника, а значит, и возможность избавиться от постылого и опасного супруга, заставляло согласиться с доводами няньки. В самом деле, святая Циала, которой принадлежали камни, дала обет безбрачия и целомудрия. Известно, сколь сурово относилась святая, к слову сказать, весьма сведущая в магии, к прелюбодеянию да и вообще к плотским утехам. Таянская принцесса знала, что камень и человек взаимно влияют друг на друга. Обычно это не слишком заметно, но если камни долгое время принадлежат сильному магу, они навсегда обретают некоторые свойства хозяина. Циала полагала беременность состоянием постыдным и греховным, и столь любимые ею тарскийские рубины это запомнили. Отсюда и те боль и тошнота, которые одолевают принцессу, стоит ей хотя бы взглянуть на камни. Что ж, несколько месяцев она без них обойдется, а чтоб не искушать судьбу, отдаст ларец на хранение Церкви.
Толстый Тиберий изысканно и витиевато поблагодарил за оказанную ему честь и немедленно водрузил шкатулку с реликвией в алтарной части главного храма Гелани, куда принцессу никто бы одну не пустил. Обмороки и резкие боли в спине прекратились почти сразу же, но тошнота и раздражительность никуда не делись. Сменивший Шаму толстенький лекарь с невозмутимым видом готовил какие-то облегчающие ее состояние настойки, в сотый раз объяснял, что все в порядке, но Ланка не успокаивалась. Ее бесило все — и исчезающая красота, и отвратительное самочувствие, и, главное, что от нее теперь ничего не зависело и она могла лишь ждать срока, равного и для матери наследника, и для последней судомойки. Ждал срока и Симон. Причем в отличие от своей державной пациентки медикус был твердо убежден в том, что у Михая Годоя не должно быть наследника.
Их было семеро. Сезар Мальвани, моложавый красавец, словно бы вернувшийся с праздничного парада, а не проделавший беспредельный по скорости марш от Гверганды до Центральной Арции и обратно, Архипастырь Феликс, в темном платье воинского покроя более похожий на коронэля, нежели на клирика высокого ранга, усталый, с потемневшим жестким лицом командор Добори, порывистый, черноглазый Шандер Гардани, вполне оправившийся от своей странной болезни, величавый Максимилиан в роскошном кардинальском облачении, согнутый годами Эрик и Рене, спокойный и сосредоточенный, как в море во время шторма. Их было семеро, и от них зависело, удастся ли предотвратить предсказанное в Пророчестве или же Благодатные земли навеки скроются в смертном тумане.