Нестор-летописец
Шрифт:
Брат эконом оказался здоровым коренастым мужиком с рыжей окладистой бородой и связкой ключей на веревочной подпояске.
Узнав суть дела, эконом обрадовался. Тут же снарядил двух чернецов разгружать телегу, а сам пустился в многословный рассказ, желая и Захарью порадовать:
— Завтра у нас праздник Рождества Святой Богородицы, и как на грех вылили вчера последнюю каплю масла. Стал я думать, чем заливать в праздник лампады, и решил добыть масло из льняного семени. Испросил благословения у отца игумена, да и сделал как задумал. А как собрался наливать масло в
— Что ж, и мед у вас кончился?
Захарья беспокойно глядел на Несду, будто опасался, что и мед в самом деле вчера доскребли.
— Мед? — озабоченно переспросил ключник. — Не-ет, меду еще оставалось немного. Дня на два.
— Угу, — сказал Захарья. — А как бы мне с настоятелем словом перемолвится? Долго ль его ждать надо?
— Зачем ждать? — удивился брат Анастасий. — В келье он. Пойдем.
Захарья повернулся к сыну:
— Стой здесь.
Гуньке же велел напоить коня.
Несда сел на опустевшую телегу и стал гадать, где сейчас находятся князья и насколько велик блаженный Антоний, у которого они благословляются. Верно, большой святости и мудрости монах. Только почему о нем ничего не слышно в Киеве? Про Феодосия, напротив, знают все, даже при владычном дворе о нем отзываются. По-всякому, правда: кто с почтением, кто с досадой, кто с ругательными насмешками. Иные говорили, что печерский игумен силен в словопрении и самих греческих хитрословесников способен заткнуть за пояс. Другие считали, что Феодосий большой гордец и монастырь свой ставит так, чтобы было в укор и осуждение всем прочим, живущим в миру. Прочие поносили его за то, что всегда сует нос не в свое дело. А некоторые утверждали, что в Феодосии пребывает Святой Дух.
— Видел ли ты заплаты на рясе игумена? Я хорошо его рассмотрел. Лоскут на лоскуте. И это настоятель почитаемой обители! Любой смерд лучше одет. Такие ветхие ризы я только на огородных пугалах видал.
По соседству от телеги очутились два отрока, возрастом ненамного старше Несды — лет пятнадцати. Одеты были богато — в бархат и парчу-аксамит, с золотой и серебряной вышивкой. У того, что ростом повыше и телом покрепче, с кудрявыми волосами и пригожим лицом, вместо гривны на толстой шейной цепи висел крупный оберег-змеевик из золота.
— Зря смеешься, Георгий, — ответил он. — Вот увидишь, Феодосия прославят в святых, когда он отдаст Богу душу. На что хочешь поспорим.
— На твой меч! — весело предложил насмешник, отрок с огненно-рыжими волосами.
— Зачем тебе мой меч? У тебя и свой не хуже.
— На тот меч, который ты привез из Ростова. Согласен?
— Меч святого князя Бориса? Хитрец ты, Георгий. Нет, на эту вещь я не спорю. Она моя до самой смерти.
— Да ведь этот меч неказист, и вряд ли ты возьмешь его в битву. Для чего он тебе?
— То память о моем родиче, погибшем ради Христа, — гордо ответил обладатель змеевика. — Этот меч — мой оберег, он будет хранить меня от всякого зла. Особенно его должна бояться нечисть.
— Нечисть? Ну, это трудно проверить… О, придумал! Что если испытать его на волхвах? Волхвы могут считаться нечистью?
— М-м, не думаю. Все же они смертные.
— Но они служат языческим богам, а эти боги и есть нечисть.
— Пожалуй, ты прав… Надо испытать меч. Знаешь что… Нужно пойти на капище и поймать волхва, когда он начнет свое колдовство.
— Ага, он тебя этим колдовством по голове и шарахнет. Чего ему стоит…
— А меч на что? Вот и испытаем.
— Ну да, а вдруг не подействует?
— Подействует, — убежденно сказал хозяин змеевика. — Эй, ты!
Несда не сразу понял, что обращаются к нему.
— Эй, малый!
— Да он, кажется, глухой.
Несда повернулся к отрокам.
— Ты из Киева?
Он кивнул.
— Ты что, еще и немой? Отвечай князю, — прикрикнул на него тот, кого звали Георгием.
— Я из Киева, — послушно сказал Несда и спросил высокого: — А ты правда князь?
Князю в торжественных выездах положено быть в плаще-корзне. А у этого на плечах дружинный мятель, хотя и непростой — бархатный, обильно расшитый узорами.
— Правда. Мой отец — переяславский князь Всеволод Ярославич. А твой отец кто?
— Купец… Так это ты сын греческой принцессы Мономаховны? — Несда ощутил жгучее любопытство. — И где ты княжишь?
— Прежде в Ростове. Теперь в Смоленске.
— А я родился в Ростове, — живо поделился Несда. — Там померла моя мать. Епископ Леонтий крестит там язычников. Я помню его до сих пор, хотя был тогда в детском возрасте.
Исчерпав запас дружелюбных словес, он умолк.
Княжич Мономах пропустил все это мимо ушей и нетерпеливо спросил:
— Какое у вас тут недавно завелось капище? Про него говорят несусветные глупости.
— Да это на Лысой горе. Там ворожат полоцкие волхвы.
— А я слышал, будто туда каждую ночь прибегает в волчьем облике сам князь Всеслав, — сообщил рыжий Георгий.
— Это сказки, — заявил Мономах. — Ты, Георгий, варяг и потому веришь в подобные россказни. Все варяги легковерны.
— Давай проверим, — вспыхнул Георгий и оттого стал казаться еще более огненным.
— Ты знаешь путь туда? — спросил княжич Несду. — Проведешь нас? Но только ночью!
— Проведу, — с запинкой ответил Несда и тут же вспомнил: — Городские ворота ночью заперты.
— Ах да! — поморщился княжич. — А где находятся подземные градские дыры, ты, вестимо, не знаешь.