Нет Адама в раю
Шрифт:
– Это никуда не годится, Этьен. Оставлять надолго двух маленьких девочек с сумасшедшей женщиной.
– Врач говорит, что она не сумасшедшая.
– Он говорит, что это менопауза.
– Послушай, - сказала Симона.
– Это просто другое название климакса. Я знаю многих женщин, которые прошли через это. Но ни одна из них не вела себя так, как Моника.
Когда Этьен сообщил это жене, Анжелика бросилась на него точно дикая кошка.
– Она не сумасшедшая, - кричала Анжелика.
– У нее так проходит менопауза. Это пройдет.
Однажды Этьен, вернувшись с работы домой, услышал, как Моника разговаривает с Аланой и Лесли.
– Вы должны понять, - говорила Моника, - что на самом деле я его не убивала. Я только давала ему немного выпить, чтобы снять боль, но это не значит убить кого-то.
– О чем, черт побери, вы тут говорите?
– заорал Этьен.
– Бабушка рассказывает нам историю, - сказала Алана.
Но Лесли не сказала ничего. Ее маленькое личико было бледным, нижняя губка дрожала.
Этьен был взбешен.
– Что за чертовы истории вы им теперь рассказываете - воскликнул он.
– Кого это вы не убивали?
– Дедушку, - спокойно ответила Алана.
– Маминого папу. Его звали Арман.
Этьен отвел дочерей в комнату. Алана стояла рядом с его стулом, но он посадил на колени Лесли. Ребенок весь дрожал.
– Теперь послушайте меня обе, - сказал он.
– Ваш дедушка был очень больным человеком. Он болел долго-долго, а затем пришел Бог и взял его на Небеса. Вот что произошло. Никто не убивал и не пытался убить его. Понятно?
– Но бабушка говорила...
– начала Лесли.
– Никогда не обращай внимания на то, что говорит бабушка, - сказал Этьен.
– Бабушка...
– он почти сказал, что бабушка сумасшедшая, но вовремя удержался, - бабушка только сочиняет истории.
Когда Анжелика вернулась, он был еще в бешенстве.
– Ты бы лучше сделала что-нибудь со своей матерью, - сказал он жене.
– Ты знаешь, какую историю она рассказывала сегодня детям?
Анжелика внимательно выслушала Этьена, а когда он кончил, отвернулась от него.
– Я поговорю с ней, - сказала она, наконец.
– Нельзя допустить, чтобы она такое говорила при девочках.
– Она сумасшедшая, - повторил Этьен.
– Говорю тебе, Анжелика, она совсем сумасшедшая.
– Нет, Этьен. Мама - она как я. У нее слишком много воображения и иногда оно выплескивается наружу. Вот и все. Я поговорю с ней об этом.
Этьен де Монтиньи от природы не имел привычки подслушивать, но в эту ночь он заставил себя стоять у двери спальни Моники, где проходило объяснение между дочерью и матерью.
Голос Анжелики был низким от злости и, хотя Этьен не мог расслышать каждое слово, ему было достаточно того, что он услышал.
– Что это с тобой?
– скаазла Анжелика.
– Ты хочешь, чтобы на наши головы свалилась полиция?
– Моника захныкала.
– В
– спросила Анжелика.
– Или в сумасшедший дом?
Моника только твердила "нет".
– Тогда лучше заткни свой рот по поводу папы, понимаешь? Не смей никому и слова говорить про него. Ни детям, ни Этьену, ни твоей сестре, ни одной живой душе. Понимаешь?
Ответа не было, не было слышно вообще никаких звуков, кроме плача, а затем Этьен услышал звук сильной пощечины.
– Ты меня понимаешь?!
– заорала Анжелика, и ее голос зазвенел.
Опять наступило молчание, другая пощечина, а затем повторяемое "да".
Этьен отошел от двери. Желудок его болезненно сжался. Он пошел в ванную, уверенный, что его вырвет, но ничего не получилось. Он сел на край ванны, онемевший и весь в поту.
После этого Этьен ст
ал наблюдать за Моникой еще пристальней, но она больше не рассказывала историй Алане и Лесли. Она продолжала бормотать себе под нос что-то бессвязное и лишенное смысла. Каждую неделю Анжелика водила мать к доктору, были таблетки и инъекции, и еще больше таблеток, так что временами она становилась спокойной и вполне разумной. Но часто по ночам Этьен слышал, как она рыдает в своей комнате, и Анжелике приходилось бежать к ней, чтобы она очнулась от очередного ночного кошмара.
В конце концов, Этьен, волнуясь за детей, пошел сам проконсультироваться с врачом. Его звали Майлс Гордон, Этьену он никогда не нравился. Доктор Гордон принимал Алану и Лесли и третьего ребенка тоже, их сына, который умер вскоре после рождения. Нет, Этьену совсем не нравился Майлс Гордон, и когда Анжелика спросила почему, Этьен смог назвать только одну причину, в которой был уверен:
– Он еврей, но пытается это скрыть.
– А какое это имеет отношение к чему бы то ни было?
– спросила Анжелика.
– Если человек еврей, он должен вести себя соответственно. Ничего хорошего, если человек стыдится своей религии.
– Боже мой, - сказала Анжелика, с трудом сдерживаясь.
– Посмотрите-ка на этого философа.
– Все равно, - ответил Этьен упрямо.
– Это нехорошо, если еврей посещает протестантскую церковь, ест свинину и все прочее. Это вроде того, как если бы мы ели мясо по пятницам и не ходили к мессе.
– Ты говоришь в точности как твоя мать, - огрызнулась Анжелика.
– По крайней мере моя мать не стыдится себя.
На следующий день во время обеда Этьен пошел в кабинет доктора Гордона.
Майлс Гордон знал, что Этьен терпеть его не может, но из-за Анжелики был с ним всегда безукоризненно вежлив. Доктору Гордону нравилась Анжелика. Очень нравилась.
– Поверьте мне, мистер де Монтиньи, - сказал доктор Гордон, когда Этьен сел у его стола, - у вас абсолютно нет никаких оснований волноваться по поводу вашей тещи.
– Но она все время разговаривает сама с собой, - возразил Этьен.
– Вы скажете, что это обычное явление для женщины?