Нет Адама в раю

Металиус Грейс

– Да, - сказал Этьен, поднимая рюмку.
– Я говорю о моей жене. О моей прекрасной шлюхе Анжелике.

– Ради Бога, Тьен.
– Кристоф испуганно посмотрел на соседние столики.
– Говори потише.

– Какого черта?
– спросил Этьен еще громче.
– Может, половина этих ублюдков побывала в ее постели.

– Тьен, Тьен. Ты выпил. Вставай, идем отсюда.

Он встал, подошел к брату и попробовал обнять, но Этьен оттолкнул его.

– Ты чертовски прав, я ухожу, - сказал он.
– Убираюсь из этой компании. Завтра.

– О чем ты говоришь?

–

Ты меня слышал, - скаазл Этьен.
– Послезавтра меня не будет.

Подальше от всей вонючей компании.

Кристоф пристально посмотрел на брата, пытаясь понять, что скрывается за этими словами.

– Давай уйдем отсюда, Тьен, - наконец сказал он.
– Есть одно местечко неподалеку отсюда. Я знаю парня, которому оно принадлежит.

У него там есть задняя комната, где мы можем посидеть и поговорить.

– Поговорить, черт возьми, - сказал Этьен.
– Я хочу еще выпить.

– И это тоже, - пообещал Кристоф.
– Мы возьмем там бутылку. Честно, Тьен. Пойдем, а?

И они пошли в пивную с задней комнатой, которая принадлежала другу Кристофа, Бобу Плоурду. Эта комната обычно использовалась для игры в покер, без которой, казалось, Боб Плоурд не мог существовать.

Но в этот вечер не нашлось игроков в эту опасную игру, поэтому Кристофу и Этьену никто не мешал.

Этьен со вздохом облегчения упал в одно из кресел, видя, как Кристоф открывает бутылку виски, которую Боб поставил на стол, и налил два больших стакана.

Короткая прогулка по холодному ночному воздуху оживила Этьена, и, когда он взял свой стакан, он казался почти трезвым.

– Тебе никогда не нравилась Анжелика, правда, Кристоф?
– спросил он.

– Да ладно тебе, Тьен, - запротестовал Кристоф.
– Я никогда ничего такого не говорил.

– Тебе и не надо было говорить, - ответил Этьен.
– Я сам мог сказать. И девочкам она не нравилась. И ма. В общем, ма была права. С самого начала ма была права.

– Не говори так, Тьен, - сказал Кристоф.
– В конце концов, вы с Анжеликой неплохо устроились. У вас хороший дом, две славные малышки.

– Чушь собачья, - сказал Этьен и налил в свой стакан. Он выпил залпом, и наполнил снова.
– Я хочу, Кристоф, чтобы ты мне что-то пообещал. Обещаешь?

– Конечно, - ответил Кпристоф, не колеблясь.
– Мы же всегда держались вместе, ты и я. А в чем дело?

– Я хочу, чтобы ты мне пообещал, что как бы я ни напился или как бы плохо себя утром ни чувствовал, ты отведешь меня в Арсенал к восьми часам утра.

Кристоф вытаращил глаза:

– Но какого черта ты собираешься идти в Арсенал к восьми часам утра?

– Я записался в военно-морской флот, - ответил Этьен.
– Я уезжаю в учебный лагерь в восемь часов утра.

Кристоф был ошеломлен.

– Ты сошел с ума, Этьен?
– спросил он.

– Нет, - ответил Этьен, - и я не так много выпил, что бы ты там ни думал. Это правда, Кростоф. Я уезжаю и никто меня не остановит. А теперь, ты обещаешь, что проследишь за тем, чтобы я попал туда вовремя?

– Но почему?
– спросил Кристоф.
– Почему ты это сделал?

– Обещаешь?
– настаивал

Этьен.

– Да. Конечно, - ответил Кристоф.
– Обещаю. Но ради Бога, скажи мне, почему, Тьен? Почему?

Этьен выпил еще.

– Чтобы уйти от Анжелики, - сказал он просто.

Кристоф сел рядом с Этьеном и ласково положил ладонь ему на руку.

– В чем дело, Тьен?
– спросил он.
– Во имя Господа, скажи мне, что случилось.

Как я могу ему сказать?
– подумал Этьен.

Поначалу он был уверен, что его жизнь пойдет так, как он планировал. Он возьмет свою жену, эту маленькую капризную дикую кошку, и заставит ее с самого начала следовать по правильному пути, который должен быть и должен сохраняться.

Спустя годы он мог с фотографической точностью до мельчайших деталей пересказать свою брачную ночь и он вспоминал с чувством, близким к восторгу, как она кричала и извивалась под ним, когда он врывался в нее.

"Папа", - кричала она, и Этьен набросился на нее со всей свирепостью, какая только была в нем.

– Я не твой проклятый папа, - сказал он, глядя на нее горящими глазами.
– Я твой муж и только что сделал тебя своей женой.

А потом, когда она лежала на кровати, всхлипывая, он пошел в ванную и намочил полотенце теплой водой. Он начал нежно вытирать ее, бормоча что-то ласковое, так успокаивают испуганного ребенка. Этьен вынул из чемодана флакончик успокаивающего бальзама и растирал ее тело до тех пор, пока она не перестала плакать. Он ласкал ее и наблюдал за тем, как соски снова стали твердеть, и почувствовал, что все ее тело налилось и затрепетало.

– Нет, нет, нет, - шептала она, и тянулась к нему.

– Да, да, да, - отвечал Этьен, держа ее за волосы одной рукой, повернув ее лицо к себе, чтобы она не могла отвернуться. Он увидел, что ее рот приоткрылся, а глаза подернулись поволокой.

– Я не могу, - прошептала она.
– Не могу.

– Нет, ты можешь, - сказал он.
– Ты можешь всегда, когда я этого хочу. И ты хочешь.

Он увидел капельки пота над ее верхней губой.

– Я не могу, - сказала она еле слышно. И потом: - Я не могу больше бороться с тобой, Этьен.

Он засмеялся, торжествуя победу над этим маленьким диким животным, которое извивалось в его руках. Наконец-то, подумал он, я узнал тайну Анжелики.

Позже, когда она заснула, Этьен сидел в гостиной номера. Он лениво курил, чувствуя, как холодный ночной воздух касается его обнаженной кожи, и улыбался сам себе в темной комнате.

Все, чего Анжелика хотела, что ей действительно было нужно, - это быть подчиненной. Этьен рассмеялся совсем громко.

Подумать только, размышлял он. Все это время, когда она была такой капризной и вредной, такой упрямой, со своими глупыми незначительными доводами и такой упорной, чтобы настоять на своем, все, что я должен был сделать, - это хорошенько встряхнуть ее или шлепнуть по заду, и она упала бы в мои объятия, как переспелое яблоко. О, она жаждет настоящей борьбы, но в конце концов то, чего она хочет на самом деле, - это быть покоренной, порабощенной. Ну уж об этом я смогу позаботиться.