Нет худа без добра
Шрифт:
Нола, вспоминая, покачала головой.
– Мама сохраняла абсолютное спокойствие, и тогда отец…
Она внезапно замолчала, не желая продолжать.
Но Грейс, не говоря ни слова, тем не менее заставила ее продолжать. Она наклонилась так близко, что Нола почувствовала ее дыхание на своем лице, словно легкий летний ветерок. Ее карие глаза светились, словно солнечные блики на воде.
– … иногда он бил ее, – закончила Нола потухшим голосом.
Какое-то мгновение Грейс с сумрачным выражением на лице молчала.
– Прости
– Почему это тебя так беспокоит? – Нола почувствовала, как горечь поднимается к горлу, словно привкус, оставшийся после кислого, незрелого фрукта. – Ты ведь меня даже не знаешь!
– Не знаю, – призналась Грейс, – но мне всегда хотелось знать, чувствовала ли ты себя такой же… закупоренной, как и я. В конце концов родители никогда не спрашивали нас, не имеем ли мы что-нибудь против их варианта правды.
– Тогда почему же ты не позвонила мне десять лет назад?
– Не знаю. Что-то каждый раз останавливало меня в последний момент. Я боялась, что ты такая же, как и они, притворяешься, будто ничего никогда не произошло.
Нола почувствовала, как холод ото льда в стакане распространяется по ее руке и дальше по всей груди.
– Было дело… – сказала она и почувствовала, что произнесла эти слова с такой легкостью, с какой ржавые гвозди выходят из давным-давно плотно забитой двери. – Мой отец… тогда был не в себе. Мама перепугалась и позвонила твоему отцу. Она всегда рассказывала, как легко Юджину Траскотту удается улаживать любую проблему. О, да, я знаю, что произошел несчастный случай, но произошел из-за твоего отца. К счастью для мамы и меня и к несчастью для отца. Вот и конец всей истории.
– Ничто, что кончается так плохо, на самом деле не оканчивается, – сказала Грейс спокойно, но Нола содрогнулась от правоты ее слов.
Внезапно она сказала:
– Послушай, это все только между нами. В остальном я помочь тебе не смогу.
– Даже теперь, когда тайное стало явным и твоя поддержка могла бы спасти репутацию моего отца? – настаивала Грейс.
Нола почувствовала себя так, будто оказалась на краю пропасти и вот-вот упадет в ее бездонную пустоту.
– Я… не смогу, – повторила она слабо.
– Но почему? Он же к тебе хорошо относился, разве не так? Я знаю, что когда умер твой отец, он заботился о тебе и о твоей матери. Он отложил деньги для твоего поступления в колледж.
Нола обнаружила, что кивает.
– Да, он хорошо относился к нам. Он оставил маме ее зарплату даже после того, как она заболела и не смогла ходить на работу.
– Тогда отнесись к этому как к возвращению долга!
– Прошу, не надо, – умоляла Нола, – ты сама не знаешь, о чем просишь!
Но Грейс продолжала добиваться своего. Нола почувствовала, как самообладание ей внезапно изменило.
– Ты привыкла все делать по-своему, не так ли? Грейс Траскотт, привилегированная дочь великого сенатора. Ну что ж, позволь мне сказать…
– Грейс! –
– Бен Гоулд, – представился он, протягивая руку. Хорошее рукопожатие, крепкое и сдержанное, без излишней настойчивости.
– Нола Эмори, – произнесла она в ответ. Легкая улыбка, играющая на его губах, и то, как он смотрел на нее, заставило ее задать вопрос: – Я вас знаю?
Имя было ей знакомо.
– Мы до сих пор не встречались, но я знаю о вас все, – обезоруживающе рассмеялся Бен и добавил: – Я работаю на моего отца в "Кэдогэне".
– Ваш отец?.. – Она подняла бровь.
– Джек Гоулд. – Когда Нола не отреагировала на его слова, Бен повернулся к Грейс с довольным видом. – Ты не сказала ей, что встречаешься со своим издателем?
Грейс неловко пожала плечами и опустила глаза. Обходя этот вопрос, Нола заметила:
– Должно быть, это интересно, когда собственный отец – начальник. Бьюсь об заклад, иногда вам кажется, что вы вообще никогда не выходите из дома.
И тут она сообразила, почему его имя прозвучало ударом колокола: роман, который она недавно закончила читать, был посвящен Бену Гоулду.
– Вы редактор Роджера Янга, не так ли?
Он кивнул, явно довольный тем, что она сориентировалась.
– Но я с удовольствием сказал бы, что мне хочется стать редактором Грейс точно так же, как и… Тогда бы я сейчас сидел за одним столом с двумя красивыми женщинами, вместо того чтобы уписывать ленч со скучным стариком.
Нола, неожиданно рассмеявшись, нарушила неловкую тишину, нависшую над столиком, что удивило ее не меньше, чем Грейс. Отчего она засмеялась – то ли от комплимента, то ли от того, что испытала облегчение, так как он ее выручил, спас хоть на какое-то мгновение от расследования Грейс.
– Жаль, что ты не можешь присоединиться к нам, – сказала Грейс.
– Мне тоже, но долг превыше всего. Он – мой автор, доктор и, я надеюсь, станет звездой. Он провозглашает, что долголетие – залог развития культуры. Что в идеальных условиях человеческое тело рассчитано на сто и сто двадцать лет. Я полагаю, что если судить по шкале доктора Дорфмейера, мы трое еще не достигли половой зрелости.
Нола почувствовала себя до смешного польщенной тем, что Бен включил ее в свое «мы», и к тому же он смотрел на нее на секунду дольше каждый раз, когда глаза их встречались. Когда последний раз она так остро ощущала внимание мужчины?