Нет худа без добра
Шрифт:
Это отнюдь не означало, что ее только это и занимало в жизни. Обжегшись на молоке, дуешь на воду, подумала она. Что говорил ей в ярости Маркус с красными глазами, когда упаковывал свои вещи? Никто никогда не полюбит тебя так, как я. И вспомнила, что подумала тогда. Слава Богу, я бы не вынесла снова такой любви ни от кого. Когда он ушел, она долго наслаждалась тем, что одна нежится в громадной кровати. Но потом начала себя чувствовать в ней так, как если бы спала на дрейфующей льдине.
Нола встретилась взглядом с глазами Бена, когда он поворачивался, чтобы
– Похоже, хороший парень, – сказала Нола.
Гнев, который она испытывала всего несколько минут назад, исчез. Вместо него она почувствовала сильную усталость.
– Он действительно такой. – Грейс вздохнула еще раз и начала открывать маленькие кусочки от салфетки. – И я не уверена, что смогу стать мачехой тридцатилетнего мужчины.
– Вы помолвлены?
– Нет.
Грейс отвела глаза в сторону.
Нола заметила, что задела ее за живое, и быстро сменила тему.
– На днях я видела в газете твое имя. Но не в связи со всем этим. – Она развела руками. – Что-то в связи с цирком?
– А, понятно. – Грейс, которая казалась себе разорванной на маленькие клочки, как ее салфетка, будто стала возвращаться к прежней форме. Она рассеянно улыбнулась. – Цирк в Нью-Йорке. Это бенефис в пользу пен-клуба. Группа писателей станет валять дурака перед зрителями. Ожидаются восторги, если только я не свалюсь. Я выступаю на трапеции.
– Какой ужас!
– Там будет страховочная сетка. – Грейс пожала плечами. – Кроме того, в школе я входила в состав гимнастической команды и выступала довольно успешно. Моим любимым снарядом было бревно.
– Ну что же, желаю удачи.
Ноле послышалась нотка горечи в собственном голосе, и она увидела, что это не ускользнуло и от внимания Грейс.
– Мне она необходима, – сказала она и добавила со вздохом: – О, Нола, я все еще не убедила тебя, не правда ли? Хоть что-нибудь из того, что я сказала, подействовало на тебя?
После неловкого молчания Нола ответила мягко:
– Я понимаю, куда ты клонишь. Но, боюсь, нам с тобой не по пути.
Грейс внезапно повернулась, что-то нащупывая в громадном кожаном мешке, который висел на спинке ее стула. Достав оттуда коробку с рукописью, она сунула ее Ноле.
– Пожалуйста, – прошептала она со слезами на глазах, – прочти это. Хотя бы прочти, что я написала. Возможно, ты передумаешь.
Внезапно Нола поднялась.
– Нет, не передумаю. – Но, неожиданно для себя, взяла рукопись, схватив ее обеими руками, будто якорь в борьбе против волны головокружения, заглатывающей ее. – Извини, но мне надо идти. Прости за испорченный ленч.
Грейс схватила руку Нолы, сжав ее детскими по размеру ладонями немного дольше, чем при рукопожатии.
Нола, направляясь к выходу, слегка споткнулась и почувствовала, что ее тошнит, как будто бы она объелась.
Понимает ли Грейс, что ее удерживает?
Догадывается ли она о том, о чем Нола не может себя заставить рассказать, о правде, которая намного сокрушительней, чем Грейс может
Час спустя Нола сидела со своим руководителем за громадным столом в конференц-зале, и ее чертежи лежали перед ним. Она увидела удивление на его худом, заостренном лице, когда он изучал их. Даже зная, что она получила обе премии Карнета и заветную стипендию американского института архитекторов в Купер Юнион, он оказался совершенно не готовым к этому.
Нола и сама не была в себе уверена. Откуда взялся этот проект, выполненный с такой самоуверенностью и с мастерством? Все походило на сказку, в которой гномики-сапожники исполнили его по волшебному мановению, пока она спала.
Но Кен даже не улыбнулся.
– Это совсем не то, что я имел в виду, – сказал он.
Ее руководитель отличался прямотой, и это ее восхищало. Когда он посмотрел на нее, растерянное выражение его близко посаженных голубых глаз за черепаховыми очками подействовало так, словно наждачной бумагой провели по ее и без того оголившимся нервам.
– Если бы кто-нибудь оставил этот проект на моем столе, я ни за что бы не догадался, что он твой, – продолжил он. – Это не твой стиль.
Он опять вернулся к проекту и пристально рассматривал тонкий лист ватмана, словно плывущий по поверхности полированного стола розового дерева.
– Но тебе он понравился? – не выдержала Нола.
Ей необходимо знать. Сейчас. Прежде чем она разломится от напряжения пополам.
Кен взглянул на нее, как будто удивился, что она спрашивает об этом.
– Я был бы просто сумасшедшим, если бы он мне не понравился.
– Тогда он твой. – Она тяжело сглотнула, стараясь подавить возбуждение, которое пыталось вырваться наружу из ее горла. – Я имею в виду не нашу фирму, а персонально тебя.
– Ну ты, конечно, свою долю славы…
– Ты не понял, Кен, – перебила она его. – Я предпочла бы, чтобы мое имя вообще не упоминалось в связи с этим проектом. Если его выберут, что пока не факт, я бы продолжила работать над ним до полного завершения. Хочу остаться в тени и не светиться. – Она вытащила обтрепанную вырезку из вчерашнего номера газеты «Таймс» и протянула ему. – Возможно, это тебе все объяснит.
Кен бегло просмотрел листок бумаги и недоуменно пожал плечами.
– Нед Эмори был моим отцом, – сказала она. – Моя мама работала на сенатора Траскотта.
Кен потер узкое лицо, которое всегда напоминало ей морду настороженной борзой, бледной рукой. – Но я по-прежнему не понимаю, к чему ты клонишь.
– Будет лучше, если я останусь в стороне. Я не хочу, чтобы у миссис Траскотт возникли какие-то ассоциации со мной.
Кен задумчиво потер подбородок:
– Возможно, в этом есть смысл. Я знаю нескольких человек в комиссии, которые наверняка не хотели бы рисковать потерей расположения миссис Траскотт, и все же… – Он пожал плечами и развел руками. – Буду откровенным с тобой, Нола. Ты мне нравишься. Мне нравится твоя работа. И это, – он постучал пальцами по представленному проекту, – чертовски гениально…