Нет иного света
Шрифт:
И сообщила, что начала «всерьез влюбляться в своего мужа» со всеми вытекающими обстоятельствами.
А я, хоть и сознавая нулевой уровень своих шансов, долго носил маленькую Анину фотокарточку в своем кармане.
Ане К. я написал десятки стихов и большую фрагментарную поэму, на какой-то срок эта маленькая женщина с усталыми глазами составляла главную часть моей жизни.
Моя иррациональная привязанность к этой тупиковой любови выразилась в том, что летом 1979 года аз многомудрый, уподобившись «барбудос» Фиделя Кастро, не брил усов.
А в стремлении к самосовершенству дал себе обет не выражаться и хранил его даже летом 1980 года на военных сборах, о чем поведал в мемуаре «Юрий Федорович Дерфель поддержал под локоток» ).
На 4 курсе мы с Аней, кажется, встречались раз или два – по инерции весенних ощущений – а потом все само собой сошло на нет.
Когда спустя несколько лет, уже в аспирантуре, я случайно встретил Аню в библиотеке исторического факультета, мне казалось, что все происходившее было не со мной… Точнее, не с нами.
Хотя, по большому счету, с нами ничего особенного и не происходило.
Но я на всю жизнь остался благодарен ей за толчок, который поднял меня на новый уровень поэзии.
(Ведь несмотря на то, что свои стихи я вижу лишь побочным продуктом производства, проза без поэзии мертва в стилевом отношении.)
Видимо, не случайно в списке моих любовей Аня К. проходит под счастливым №7.
* * *
Анна №3 – просто Анечка – была студенткой уже не помню какого института.
Мы познакомились с нею в школе танцев Дворца культуры им. С.М.Кирова на Среднем проспекте Васильевского острова в Ленинграде.
(Эпохальную роль этого дворца и единственной в жизни автора женщины по имени Тамара описывает мемуарно-публицистический роман «Умерший рай» ).)
Анечка была своеобразной.
Она выглядела, как какое-то крепенькое Буратино.
На улице из-под ее вязаной шапочки с кисточкой всегда выбивался упрямый чубчик.
Но когда Анечка шапочку снимала, то оказывалось, что никакой это не чубчик, а хвостик коротенькой косички, закинутой с затылка на лобик.
Мы танцевали с нею танго и джайв на бальных вечерах и именно с нею я ощутил себя водящим партнером, способным сделать с партнершей все, что угодно.
Примерно так, как с Людой в повести «Вальс-бостон» ).
(Людмила у меня была в самом деле одна-единственная, но с нею связаны воспоминания совсем иного рода.
Уточнять не буду, скажу лишь, что мой зодиакальный знак может быть прочитан как «69»…
А также замечу, что нечто сходное связано и с единственной моей Лидией.)
С Анечкой мы поссорились на пустом месте и расстались как партнеры, но вспоминаю я ее без горечи.
Расставшись с нею, я тут же нашел в партнерши очередную Олю (!) – маленькую, гибкую (в джайве она закидывала ее ногу выше моей головы) и легкую (в танго я мог поддерживать ее одной рукой хоть две фигуры подряд). Об Оле тоже стоило написать, но здесь я пишу об Анях.
* * *
Четвертой является моя сокурсница по Литинституту Аня Дубчак – писатель Анна Данилова ).
О ней – главной АНЕ всей моей жизни – все слова впереди.
* * *
Пятой была Екатеринбургская (позже проживавшая в Германии) писательница Анечка Болкисева ).
Милая обаятельная женщина, знаменательная для меня многими моментами.
От нее я узнал, что в курсе современной русской прозы филологического факультета Уральского государственного университета, где Анечка училась, еще в прошлом веке изучали мой рассказ «300 лет» ) по журнальной публикации в «Октябре».
Анечка сама публиковала меня в интернет-журнале «Точка зрения» и писала обо мне очень теплые статьи.
Позже мы провели несколько приятных часов в кафе «Час пик», когда я посещал Екатеринбург по производственной необходимости одной из своих безрезультатных сфер деятельности. Благодаря этой встрече я с первого знакомства полюбил замечательный уральский город.
А потом еще несколько лет мы общались на литературные темы, переписка была обоим как приятна, так и полезна.
* * *
Шестая…
Анна №6 – Анюта неизвестной фамилии кардинально отличалась от предыдущих.
Ани №№1-5 остались платоническими, Анна №6 вошла в тот самый список.
Он ней не скажу ничего существенного.
Но до знакомства с нею я думал, что женщины Анютиных форм существуют только в Интернете.
(При мыслях об Анюте сейчас меня гложет досада от того, что… не буду продолжать.)
Ее я описал в ХХХ-рассказе «Восходящая секвенция» .
Правда, нескромную заставку рассказа украшает фотография не Анюты, а одной из списочных Ольг – но тема выходит за рамки мемуара.
* * *
Седьмой, счастливой по номеру и последней из всех оказалась Анна Золотовская – талантливый прозаик и мемуарист, умная женщина, единственная из всех понимающая между строк все мои словесные выверты прошлых лет.
* * *
Эти семь Анн оказались деле эпохальными женщинами в жизни меня и как мужчины и как человека.