Нет мне ответа...
Шрифт:
Ещё никогда так открыто не проповедовалось зло в его омерзительном облике, и только так возможно восприятие этих, к сожалению, передовых художников, совершенно точно выражающих распад времени и морали совершенно разнузданными средствами. Будто никогда и не существовало такое понятие, как изящная словесность, благородство в обращении со словом и в отношениях с читателем. Правда, передовые наши мыслители уже и не говорят «читатель мой», а льют помои, сыплют вшами и червями на черно текущую толпу и хихикают от наслаждения.
Может, я отстал, закаменел, засох во мне слух, нюх, отупился и умолк дух. Ну, загляните в № 9 «Звезды», там ещё плюс к Алешковскому и Бродскому есть Олеся Николаева, что из кожи лезет, чтобы не отстать от передовых художников,
Извините, Валентин Семёнович, за этакое письмо, но ведь дожили до того, что и поговорить-то не с кем. Ведь вон умный мужик Андрюша Битов пишет на полном серьёзе, что сейчас единственно кого можно читать, так Юза Алешковского. Конечно, меня потянуло умыться холодной водой и почитать Тургенева, Диккенса, Бунина, да и перечесть Пушкина, почему-то в последнее время тянет к его переписке, да и не только его, хотя я всегда испытываю чувство неловкости, перечитывая переписку классиков, будто в дверную проушину заглядываю, а когда и под юбку иль во штаны.
Будьте здоровы! И храни Вас Бог! Извините за каракули. Накатило! Кланяюсь. Виктор Петрович
3 апреля 1992 г.
Красноярск
(А.Ф.Гремицкой)
Дорогая Ася!
Вот посылаю последние главы «Поклона», немножко поправленные. Не знаю, надо ли их комментировать? Ведь «Поклон»-то откомментирован. Ну, если надо, то маленько допиши — «Новый мир» второй-третий номера за 1992 год. Окончен сорокалетний труд, завещанный судьбой и Богом.
Телефон у нас снова не работает, и я не знаю, был ли у тебя Евгений Абрамович [Гендельман, предприниматель из Новосибирска, тогдашний директор издательства «Сибирская газета», организатор так и не состоявшегося в те годы издания собрания сочинений В. П. Астафьева. — Сост.] и как вы дела порешили. Надеюсь, всё в порядке, работа не очень обременительная и ты будешь при деле, и Бог с ними, с твоими родными молодогвардейцами, так обидевшими тебя.
У меня вон у сестры Галины весь отдел ликвидировали, всех 24 баб, а половина тех баб матери-одиночки и что им теперь делать? На одно место коридорной в новой гостинице, ещё не сданной в эксплуатацию. 120 человек претенденток. А гостиницу-то достраивают китайцы, так, глядишь, китаянок и привезут. О Господи!
Вычитываю рукопись с машинки. Опять правка! Опять сомнения! Надоела она, рукопись, мне, скорей бы отправить её в журнал, да на Урал смыться, дух перевести, если Марья Семёновна совсем не сляжет. Ходит в больницу на капельницы, уколы, Бог даст, поможет.
Ну пока, обнимаю, целую, поклон всем вашим и нашим.
Виктор Петрович
Мая 1992 г.
Красноярск
(семье И.Н.Гергеля)
Дорогой Ваня! Дорогая Тоня!
Жизнь идёт. Зимой работал, болел, заседал, болел, работал. Делал книгу о запасном полку военных времён и рассказы о варварских топких лагерях, а они почти везде были такими. Что мы пережили! Как терпели? Зачем терпели? Почему мы все эти издевательства и унижения терпели? Ни один народ не терпел бы, не вытерпел этой погубительной власти, а мы всё ещё живы, дышим, хоть и хрипло уже, предсмертно.
Всего в романе должно быть три книги. Хватит ли моих земных сроков, моего сердца? Не знаю. Работа невероятная, всё вновь нужно пережить, а ведь не мальчишка, старик уже, много перевидел, передумал, перечувствовал. Ну, даст Бог. Не знаю, как ты, Ваня, а я из этой действительности, из этих крикливых и кичливых банд, называемых партиями, всё более тянусь к Богу. У него хоть тихо, благостно, никто никого не душит и не уничтожает ради передовых идей, как это делали и делают коммунисты, ничему более не наученные. Хвалю себя за то, что не вступил в эту лживую и кровавую партию. Впрочем, если б по дури и вступил на фронте, то давно бы вышел. Хоть этот
– -------------------Окончание письма утрачено
16 июня 1992 г.
Овсянка
(А.Нестерову)
Дорогой Аркадий!
Спасибо за партитуру оперы [«Современная пастораль» по мотивам «Пастуха и пастушки». — Сост.], за доброе письмо и приветы. Рад, что во время разгула тёмных сил ты работаешь и не поддаёшься обшей апатии.
Я сдал и уже отредактировал первую книгу романа в «Н. мир», предположительно 9-10-й номера. Дался он мне очень трудно, до сих пор не могу прийти в себя и отоспаться. Впереди же вторая и третья книги и на одного Господа упование, чтоб дал сил и не погрузил меня на дно всеобщего народного отчаяния и предчувствия беды.
Прошлой осенью умер мой приятель-сибиряк, с которым и выпивали, и певали. И у меня как-то разом написалось что-то подобное романсу. Посмотри. Может, он и «зазвучит» в тебе.
Живу в деревне, вожусь в огороде. Погоды нет, холодно. Читаю-перечитываю скопившиеся рукописи — столько наш народ плодит бумажного говна! Мало ему натурального, так стихотворным исходит.
Обнимаю и хрустальных звуков желаю, прежде всего в душе. Твой Виктор Петрович
16 июня 1992 г.
Овсянка
(Н.Н.Насадкину)
Дорогой Николай!
Вернулся из Москвы с так называемого съезда так называемых писателей и, малость отоспавшись, принялся за рукописи, а их скопилось целая телега, да всё рукописи-то дикие, самодеятельные. Чем хуже нам живётся, тем шибчее исходит народ стишками, особенно пенсионеры. От одичания это, не иначе...
Рукописи Ваши вполне профессиональны, чисто написаны, и я готов предложить рассказы в «Новый мир», хорошо бы три, уж так почему-то повелось давать небольшие рассказы подборкой. Хорошо бы Вы подослали мне ещё один или два рассказа (чтоб выбор был) и не ниже по уровню, чем те, что я прочёл. Я со своей сопроводиловкой зашлю рассказы в отдел прозы нашего всё ещё очень требовательного журнала, и дальше уж помогай Вам Бог. Но если «Новому миру» не подойдут, можно подумать и о других органах, есть у меня кое-где знакомые, например. Леонид Бородин в «Москве», да вот сама-то «Москва», как и многие наши журналы, висит на волоске.
Комплиментов Вам никаких не пишу. Зачем они твёрдо владеющему пером человеку? Дай Бог сил, здоровья и терпения «отражать» эту дорогую действительность, да ещё в «осаде» бесхлебья, беззакониям всеобщего разгула, политиканства, воровства и блядства.
Жму Вашу руку и кланяюсь Вашим близким. Виктор Петрович
5 июля 1992 г.
Овсянка
(Н.Вагнеру)
Дорогой Коля!
Рад был узнать, что ты выкарабкался из больницы и более-менее начал нормально жить, ибо в больнице есть только существование, да к тому же нудное и удручающее. Правда, я использую больницу — много читаю, иногда и пишу мелочи, а врачи поначалу и удивлялись, что в лёгких у человека получше, пузо прибывает, а общее состояние всё хуже и хуже. Врачиха, которая привыкла ко мне и изучила мой образ существования, стала мне, как психу, давать всякие расслабляюше-сонные лекарства, от которых я спал денно и нощно. Да, есть тут особенность, доставшаяся мне от папы, а от меня детям и внукам: я не только ничего не соображаю, становлюсь истуканом от сильнодействующих средств, но у меня затормаживается речь, я начинаю заикаться, видно, сказывается и контузия. Словом, советской, самой лучшей в мире и могучей психиатричке, попади я в неё, работы со мной было бы немного.