Нет прощения!
Шрифт:
— Если ты еще хоть раз встанешь перед кем-то на колени, я сломаю тебе все кости, — тихо проговорил Страйк. Я вздрогнул от радости, услышав его голос. Он повторил эту фразу еще раз, видя, что до меня не доходит смысл сказанных слов.
— А что мне оставалось делать? — удивился я, стуча зубами. Он пожал плечами, затянулся сигаретой, отнятой у кого-то из овощей.
— Что хочешь. Падай, бейся головой об стены, это у тебя получается лучше всего.
Я улыбнулся, дотронулся до шва на голове. Интересно, как он узнал?
— И не улыбайся, — прибавил он. — Никаких эмоций. Запомнил?
— Для чего тебе
— Какой же ты идиот! — Он поглядел на меня с сожалением. — Ты так быстро сдаешься, что это пугает меня. На, покури лучше!
Он протянул мне сигарету. Я закурил. Я хотел спросить, что он задумал, но боялся сказать что- нибудь не то. Мы курили молча. К концу сигареты я от холода не чувствовал собственных ног, зубы выбивали дробь.
— Что это с тобой? — поинтересовался он, заметив мое состояние.
— Мне холодно, — пожаловался я.
— Это так важно для тебя? — удивился Лаки. — Ладно. Пошли.
Мы вернулись к расчистке и работали до вечера, пока окончательно не стемнело. Потом нас погнали назад, сначала — в столовую, где накормили помоями, а потом — обратно в блок. Там я наконец-то упал на свою полку и накрылся одеялом с головой, чтобы никто не увидел моих слез.
Так прошло несколько дней. Я провонял помойкой настолько, что этот запах стал обычным для меня. Я даже научился есть то, чем нас кормили. Я верил, что Лаки придумает, как нам выбраться отсюда, но прошлой ночью ко мне опять пришел Добрый Герой, и я понял, что действительно начинаю сходить с ума. Может, Лаки что-то и придумает, но как бы не оказалось слишком поздно.
Все разрешилось само собой, как всегда. В один из дней мы отошли к фундаменту перекурить, и ветер неожиданно донес до нас запах гари. Мы посмотрели друг на друга, обошли фундамент и увидели чадящий костер. И сгорбленную фигуру в сером ватнике, греющую над огнем руки.
Вернее, не руки, а то, что от них осталось. Не знаю, как этот парень держал лопату, воткнутую рядом с костром. Мы подошли поближе. Мягкие сумерки скрадывали километры слежавшегося мусора, равнина снова стала равниной, заметенной снегом. И не более того. Костер почти не давал тепла, мы буквально влезли в него, и тут существо в ватнике подняло голову. Лаки пару секунд напряженно вглядывался в его черты, потом вскрикнул, как от боли и отшатнулся. Его реакция ввергла меня в шок — обычно Страйк оставался бесстрастным, что бы ни происходило. Я присмотрелся к существу более внимательно.
— Мэлрик? — выдохнул Лаки, встряхивая его за плечи. — Мэлрик! О, нет…
Он взял его изуродованные кисти и сжал их. Существо под названием Мэлрик глядело на него откуда-то из черных провалов глазниц. Страйка начинало трясти. Он беспомощно взглянул на меня, в его глазах стояли слезы.
— Это Мэлрик, — хрипло сказал он. — Лучший гитарист из всех, кого я знал. Он играл лучше всех. Даже лучше Экстры. Смотри, они стерли его музыку и его самого…
Он прижался лбом к голове Мэлрика и что-то тихо заговорил. Я огляделся. Только охранников нам сейчас и не хватало! Лаки постоянно твердил мне про конспирацию, но сам при этом вел себя, как хотел!..
— Подойди, — попросил меня Лаки. Я уселся напротив них, вглядываясь в лицо Мэлрика, но увидел лишь пустоту.
— Он был когда-то эмпи. — Лаки обнимал его за плечи, и Мэлрик
«Что он такое говорит?» — не понимал я. Лицо Мэлрика пришло в движение, по нему пробежали эмоции, как рябь по поверхности воды. Я ощутил, как эфир слегка вздрогнул, расходясь волнами.
Мэлрик закрыл глаза. Взял невидимую гитару, подкрутил колки и прошелся по струнам.
— Лаки, зачем… — прошептал я, желая спросить, зачем он издевается над этим парнем, но он посмотрел на меня с такой яростью, что слова застряли у меня в горле.
— Играй! — сказал ему Лаки. — Сделай их всех!
Мэлрик тяжело вздохнул, расправляя плечи. Встряхнул гривой волос, которая была у него когда-то давно, в другой жизни, и где-то зазвенела струна, глубоко внутри моего восприятия. Я замер. Я не слышал звуков, этого и не могло быть, но музыка играла у меня в голове, все громче и громче. А потом я увидел мир глазами Мэлрика.
Я стоял на сцене, закручивая поле и обрушивая его на беснующийся зал. Ко мне тянулись нити предельных эмоций, я вбирал их в себя и отправлял обратно, я чувствовал водоворот бушующей страсти и управлял им по своему желанию, подводя толпу к предельной точке, за которой обычно следуют массовые драки и ночные погромы. Я был творцом, темным богом безумия, и я играл на этом безумии, как на гитаре. Но иначе я не мог.
И одновременно я находился там, в зале, окутанный взорвавшимся полем.
Мусорная равнина, постоянная угроза расправы, неопределенность унылого будущего — все перестало существовать для меня, пока я слушал его, этого демона в ореоле разметанных длинных волос, пока я глядел в его светящиеся глаза — там, на концерте, который ему так и не удалось забыть. А когда я заставил себя отползти от костра, спасая остатки разума, и снова поглядел на Мэлрика, Мэлрика больше не было. Сумерки сгустились, тени огня скользили по лицу Доброго Героя, который, улыбаясь, глядел на меня.
Мое дыхание остановилось. Я был уверен, что если он сейчас позовет меня, моя личность умрет навсегда, конечной смертью, но он молчал. И Лаки тоже молчал. По его лицу катились слезы, и это вернуло меня назад. Я видел, как он борется с собой. Взаимодействие закончилось, Мэлрик повалился на спину, подставляя падающему снегу свое безжизненно-пустое лицо. Лаки резко встал, пристально глядя на него. Потом, видимо, решившись это сделать, наклонился над ним, взял его одной рукой за затылок, второй — за подбородок, и остановился, не в силах выполнить всего лишь одного движения.
Эмпи никогда не убьет эмпи. Это — истина из истин, он может убить только случайно, по неосторожности, сбив, например, машиной, но намеренно — никогда…
— Мэл, мне жаль, что я не оказался здесь раньше, — услышал я хриплый голос Страйка. А потом раздался хруст разрываемых позвонков. Лаки поднял на меня глаза, их радужка призрачно светилась. Он тяжело дышал, как и я сам.
— Ты… убил его?.. — выдавил я, подходя ближе. Мэлрик безмятежно глядел на звезды, видимые ему одному.
— Нет, — ответил Лаки так же тихо. — Я освободил его.