Нет звёзд за терниями
Шрифт:
— Да, и чего ж ты хотел?
— Мысль о том, чтобы уйти в другой мир, мне понравилась, врать не стану. И всё вышло бы хорошо, если бы я мог один на один поговорить с вашими людьми. Не собирался я никого калечить! Хотел взять пару наших, пару ваших, да и сходить посмотреть, что там, по ту сторону. Если ваши люди говорили правду, думал вернуться за остальными. Если лгали и мы не вернулись бы, тех, что остались, ждала смерть. Может, строго, но разумно. И если бы все повели себя по-доброму, никто бы не пострадал.
— Так ты, может, сказать хочешь, это наши на рожон лезли?
— Да... — горько бросил Рафаэль. — Вот, как видишь, я не всегда могу ладить со своими, сижу здесь...
— Бедняга, — притворно посочувствовал Гундольф. — Сам хороший, все вокруг плохие.
— Да что ты понимаешь? — вскипел его собеседник. — Ты думаешь, мне это нужно? Город этот, другой мир — думаешь, я этого хотел? Что ты понимаешь, если правда жил там, где с неба текла вода, а еды на всех хватало? А я вот навидался. Ещё вот таким был...
Тут он, должно быть, показал, каким, но тьма скрыла этот жест.
— Стоял с Леоном у стола. Он притащит нового калеку, напуганного, никому не нужного. Возьмётся за дело, не ест, не спит — смотрит, как тело починить. Возится у печи, отливает детали, и я тут же, подай-принеси. Так я насмотрелся, как они страдают. Как им больно вот тут, — он глухо стукнул себя по груди, — а ведь могли бы дальше жить и радоваться, если бы наш мир умел их принимать. Старик, Леон, под конец не туда завернул, да и людей с пути сбил. Трудно ли сбить, если они так и живут с этой болью, самих себя стыдятся. Даже у нас, среди таких же. Не особо показывают, но те, у кого нет только пальцев, считают себя лучше тех, у кого рука отнята по локоть. Вот я и остался с ними, хотя мог уйти хоть куда. Старался устроить житьё получше, со Свалки тоже тащил, кого мог. Всех не удавалось, иначе бы заметили, что пропадают. Я хотел исправить главное — искалеченные души. Видел, что им нужно жить с остальными, им нужен труд, чтобы они сами про себя поняли, что и теперь ничуть не хуже прежних. Как же я устал с ними биться, если бы ты знал!
— Ну, я понял, — сказал Гундольф. — Ты добра хотел, а вся эта каша не из-за тебя заварилась. А лучше тебя человека в этом мире нет. Это ты хочешь сказать?
— Да что уж, и я ошибок наделал. Ты лучше мне скажи, когда своих встретил, сколько их было? Они... с ними был кто-то ещё, не из ваших?
— А тебе-то что? — насторожился Гундольф.
Его собеседник замялся, а затем продолжил, осторожно подбирая слова.
— Видишь ли, с ними мог быть ещё один человек, судьба которого мне небезразлична. Мне бы очень не хотелось узнать, что этого человека бросили где-то в пустошах Запределья, если он тяготил твоих товарищей при побеге.
— Этого человека вы бросили в клетку связанным и хотели, чтобы он помог с Раздольем. Так у вас принято поступать с друзьями, да? Ну, не знал.
— Да ответь же ты нормально, жива она?
— Жива. Наверху сейчас.
Рафаэль вскочил с грохотом.
— И ты сидишь здесь, как ни в чём не бывало? — прозвучал его гневный крик на весь подвал. Затем он шагнул во тьме, зазвенел стеклом, загремел. — Эй, откройте! Слышите меня? Отоприте немедленно!
— Чего разорался? — послышался голос Симена.
— Дайте ящик, я не достаю до люка! Дайте что-то, чем можно ударить по крышке, да живо!
— С ней всё хорошо. За неё пока вступилась эта ваша крылатая...
— Да Леоны я и боюсь! — с отчаянием воскликнул Рафаэль. — Где мой ящик? Эй, наверху, слышите меня?
Ему дали ящик, и он стучал, пока не сдался, обессиленный. Гундольф, поддавшись тревоге, стучал тоже. Но то ли наверху не слышали, то ли предпочли не замечать — не открыли.
А люк закрыт был плотно, и вернее всего, чем-то ещё придавлен сверху. Не сдвинулся и на волосок.
— Она-то сюда — зачем? — только и спросил Рафаэль после.
— Подругу свою выручить хотела, — пояснил Гундольф. — О ней одной и думала. Я-то по рассказам понял, беднягу едва ли не на цепи держат, а поглядел и вижу, что жалеть такую нечего. А зря мы всё-таки стучали. Открыли бы нам, и что б мы сделали против них?
— Придумали бы, что. Только бы она продержалась до завтра...
— Да уж продержится, я думаю. Этой вашей Леоне она завтра нужна на площади, чтобы мне голову отрезать. Слушай, я, знаешь, терпеть не могу о людях спрашивать за спиной, но ты мне всё-таки скажи, что там за дело было со стариком и Кори? А то я чушь какую-то услышал.
— А ты, — неторопливо, подбирая слова, произнёс Рафаэль, — чего ради интересуешься?
— Да вот, — ответил Гундольф, — тоже, вроде как, судьба её мне небезразлична. Да она о себе говорить не спешила, а я не лез. Теперь, может, уже и не доведётся спросить. Хоть узнать напоследок, какой она была.
Его собеседник подался ближе, задев ногой, и перешёл на шёпот:
— Чтобы ты понял, что было, нужно знать всё с самого начала. Старик, наш прежний мастер, однажды притащил со Свалки двоих — девчонку, кожа да кости, и парня, который с виду вот-вот отдаст концы. Рука, плохая рана. Выходили мы их кое-как. Парень тоже девчонкой оказался — ну, так сразу и не понять, если волосы срезаны, а годы ещё не те, чтобы различия в глаза бросались. Перед тем в Раздолье беда с водой случилась, на Свалке вспыхнул бунт, и выжил мало кто. Сперва они там сидели без провизии и воды, потом работать пришлось за себя и тех, кого уже нет — это я тебе говорю, чтобы ты понял, какими эти двое к нам попали. Леон сотворил чудо, иначе не назову, что Кори осталась жива. И все наши видели, сколько он сил отдал. Ты это запомни.
Рафаэль умолк, перевёл дух и продолжил всё так же шёпотом:
— Кори встала на ноги, но держалась всегда особняком. Да все они, кого притаскивал Леон, сперва сидели по углам, присматривались, приучались жить по-новому, но эта так и не вышла к людям. У старика были книги — больше об устройстве тела и науке, но и о старом мире тоже, так вот она за книги села. Леон бы их не всякому позволил брать, а ей разрешил. Правда, я ни в ком из наших и не видел стремления учиться. Послушать рассказы по вечерам, это они любили, а выучиться разбирать буквы ленились. И при этом недолюбливали Кори — всё им казалось, старик её выделяет среди прочих, а она гордится. Вот это тоже запомни.
— Ага, — сказал Гундольф.
— Теперь главное. Леону всегда было мало того, что есть. И людей со Свалки он тащил не для того, чтобы спасти, а чтобы на них учиться. Да и не только со Свалки, у нас из Запределья кое-кто есть. Старик договорился с парой разведчиков, те если замечали искалеченных, хватали и к нам. А потом он задумал делать из людей машины, использовать эту силу вместо топлива. Представь, едет повозка, а вместо механизмов в ней люди, навеки соединённые с металлом, приводят в движение колёса. Или крылатая лодка, а крыльями машут трое-четверо таких, как наша Леона. Да много чего ещё было. Я видел рисунки и чертежи, и я тебе скажу, в жизни меня так ничего не пугало. Но чтобы научиться такое мастерить, старику нужны были люди, расходный материал. А где взять? Свои на это не подпишутся. Вот и решил идти на город.