НеТемный
Шрифт:
Мелкий надсмотрщик, засветив в улыбке уцелевшими зубами, отдёрнул орудие, которым едва не заехал мне в голову.
— Правду говорят, вы, броссы, хорошие воины, — он кивнул мне, будто старому знакомому, — Вот ни хрена не пойму, как? Ну вот ка-а-ак?!
Я не ответил, хмуро сверля его взглядом. К счастью, моя рука с заткнутым под браслет поясом была с другой стороны, и охранник не видел ничего подозрительного.
— Это из-за бабы, да? — вдруг спросил он, подмигнув мне.
Я слегка удивился. Что
— Мы там поспорили… Эти ослы думают, что тебя победили в бою, и заставили принять Обет Священного Древа.
Я всё так же промолчал. Моё удивление прошло, и стало ясно, что он говорит не о Всеволоде Тёмном, а… кхм… обо мне. О варваре, которого тут все называют святошей и лиственником.
Поэтому я слушал, чтобы собрать побольше информации, и быстро определить свою роль. Эти два недомага, висящие со мной в клетушке, тоже удивлялись моему поведению.
— А вот я думаю, что ни хрена не так, — надсмотрщик покачал головой, — Чтобы бросский варвар, поклоняющийся раскалённому железу… Да вы ж, по легенде, родились в пламени вулкана, так ведь?
Я хмыкнул, но промолчал.
Лошадь волновалась из-за упыря рядом, и надсмотрщик, ласково похлопывая её, продолжил:
— Вот, я так им и сказал, всё из-за бабы. У этих же, листвоглотов… у вас, то есть. Да вы же больные, Хмарока вам в душу. Ну как ты, бросс, дикая кровь, мог стать святолиственником?
— Лиственный Свет освещает нам путь… — буркнул я, решив посмотреть на реакцию.
— Ну вот, Сиянова бездна, я ж про то и говорю. Кретины вы, ну это как пить дать. Ха-ха-ха!
Я, услышав про бездну, сначала напрягся. Потом всё же подумал, что этот Сиян или эта Сияна, кто бы она ни была, к той самой Бездне отношения не имеет.
— А как заливаете: «Грешен тот, кто отвечает ударом на удар»! Так, что ли?
Меня кольнуло чувство дежавю. Точно такая же ересь царила в рядах Ордена Света, что позволило нам легко уничтожить всех адептов.
Значит, здесь намечается то же самое. Где это «здесь», я ещё не знал, но это можно будет выяснить и позже.
Всё же, подсказки надсмотрщика мне хорошо помогли. Так вот почему они тут на меня смотрели, как на невиданную зверушку? С их точки зрения, я и мухи обидеть не должен, а ругаюсь, да ещё и рыпаюсь в цепях.
Ну, эта песня мне знакома… Я тщательно изучал трактаты Ордена Света, выискивая особо слабые места, где можно было ударить по вере светоносцев. Навряд ли заповеди лиственников сильно отличаются.
— Зло рождает ещё большее зло, — покачал я головой, — Лишь добро спасёт наши души.
— А-ха-ха! — надсмотрщик шлёпнул ладонью по колену, и лошадь под ним испуганно всхрапнула, — Ну, точно, Хмарока тебе в душу. Больные! А я уж испугался, думал, мне прилетит от Толстого, что я тебе все мозги вышиб.
Он ткнул мне в плечо копьём.
— Ну так что, из-за бабы, да? Они же, листвячки-то эти, такие соски… м-м-м, закачаешься, да? Я видел одну на проповеди в Камнеломе, ох, и красотка. Соблазнила тебя, видать, такая, вот и потащился за ней?
Я задумался, что ему отвечать, ну тут голос подал бард:
— О-о-о, Сияновы сиськи, тут ты прав. А как они поют, ты слышал?
— Заткнись, горлопан, — мощный тычок копьём пришёлся прямо в спину барду, и тот, выгнувшись от боли, тихо замычал.
Наверное, этот беззубый и вправду поспорил на деньги. Вот и притащился выяснить, что да как.
Или толстый бородавочник и вправду обещал с него стянуть три шкуры за то, что слишком крепко меня избил. Почему-то я нужен ему целый и невредимый, и это касается и моего рассудка.
— К вере не приходят через плотские страсти, — я покачал головой, — Но если ты хочешь больше узнать о Лиственном Свете, то я с удовольствием расскажу тебе, брат.
— Брат?! — тот прыснул со смеха и закатился, чуть не вывалившись из седла, — Ой, не могу!
Смеялся он долго. Недалеко даже показался ещё охранник, бросил заинтересованный взгляд, потом ускакал обратно.
— Ты больше не шали, моча листвячья, — успокоившись, охранник потряс передо мной копьём, — Или спустим упыря.
Он цокнул лошади, и быстренько уехал вперёд, к своим. Видимо, я хорошо поднял ему настроение.
— Маюновы слёзы мне в почки, — просипел бард, выгибаясь от боли, — Листва, вот тебя везут на верную смерть, а ты всё про веру свою… Он тебя чуть на тот свет не отправил, а ты ему проповедь, братом называешь. Вам в храмах, что, и вправду в мозги орехи сажают?
Я не ответил, снова бросив беспокойный взгляд на горизонт. Тяжёлые тучные облака там уже подкрашивались в розовый свет. Надо спешить, пока у меня есть хоть какие-то идеи.
— Эй, послушница, — позвал я чародейку.
Та качалась, совсем свесившись на вывернутых руках, и никак не реагировала.
— Тяжко бедняжке, — прошептал бард, — А ты видел, громада, какая она красотка? Сиськи, как дыньки… Зверьё! — и он попытался сплюнуть, но только прошелестел иссохшими и опухшими губами.
Я снова позвал чародейку:
— Послушница!
— У нас в Северном Храме другая иерархия, листва, — прошептала чародейка, — Алтарница я…
— Старшая, я вижу.
Всё же чародейка нашла в себе силы повернуться, из-под серебристого локона блеснул её глаз.
— Ты, наверное, много, где был…
— Точнее не скажешь, — я усмехнулся, потом пошевелил пальцами ноги, звякнул цепью, — Дотянешься до колышка?
Короткая цепь от браслета на моей лодыжке заканчивалась круглым ушком, надетым на колышек. Сверху колышка было утолщение, не дающее ушку слетать.