НеТемный
Шрифт:
Если я попробую совладать с огнём, который дарит ярость, и нагрею ушко, оно расширится. Колдунья попробует охладить железный колышек, он станет чуть поуже. А может, я его вообще сломаю, если сил хватит.
В любом случае, попробовать стоит.
— Листва, у меня нет сил.
— Я попробую доплюнуть до твоих губ, — самым серьёзным тоном сказал я, — Ты выпьешь, это даст тебе немного…
— Моркатова стужь! — чародейка даже выгнулась, чтобы посмотреть на меня внимательнее. Сил ей хватило, чтобы принять возмущённый
— О-о-о, северные твои ляжки, я ты ещё говорила, что это я — извращенец. — бард затрясся от смеха, потом скривился от боли в рёбрах, и прохрипел, — Продолжай, громада, у меня есть чему у тебя поучиться.
Я вздохнул. Ох уж эта низменная гордость. Вот вы тут и сидите на цепи, потому что хвалёная гордость и банальная брезгливость не дают вам шанса на побег. Служитель Тьмы может отгрызть себе руку, но никогда не будет в кандалах.
А, может, эта хладочара не боевой маг? Высокого ранга не достигнет, и судьба у неё прислуживать какому-нибудь южному шаху, охлаждать стакан воды в жару.
Так, ладно. Надо работать с тем, что есть — других союзников, так искренне желающих вместе со мной сбежать, в этой телеге не наблюдалось.
Бард, с интересом подмигивая мне раненым глазом, перехватил мой задумчивый взгляд.
— Эй, громада, в меня плевать не надо, — тот покачал головой, — Я и так перед хладочарой не в лучшем виде…
Ничего ему не ответив, я снова прошептал чародейке:
— Высунь язык.
— Варварская твоя кровь, верно говорят, что у вас, броссов, железо вместо мозгов, — послышалось от неё.
— Это ты мозги отморозила, алтарница. Высунь язык и охлади его. Это ты можешь? Был дождь, воздух влажный.
Снова меня коснулся блеск её глаза из-под локона. Во взгляде прочиталось недоумение, а потом проклюнулась обида, что она сама не догадалась до такой вещи.
Колдунья несколько секунд молчала, покачиваясь на цепи, и всё же, надув губы, высунула язык. Самый кончик.
— Дальше, — с нетерпением проворчал я, — Больше воды конденсируется.
— Да, да, дальше, северные твои ляжки, — бард пожирал чародейку глазами, — Освободите мне руки, я не могу спокойно смотреть на это.
А колдунья и вправду высунула язык на максимум. Он у неё был довольно длинный, она спокойно достала кончиком до носа, и бард заёрзал на месте.
— Что ж вы делаете, изверги! Даже это зверьё так не мучило меня, — проплакал он.
У парня явно были какие-то проблемы с переполненным либидо. Впрочем, все барды — бабники, не помню ни одного, который бы обделял вниманием противоположный пол.
Где-то через минуту язык у колдуньи овеялся голубоватым инеем, который слабо светился в темноте клетки. И тут же на нём заблестели капельки росы.
Чародейка жадно слизнула всю влагу, её глаза заблестели в безумном угаре.
— Они будут молить меня о пощаде… — прошептала она.
— Ещё, — требовательно сказал я.
— Да, да, ещё, я почти закончил, — бард, откинув голову на прутья, так и таращился на девушку.
— Я спущу их в нужник Моркаты, я…
— Я сказал тебе: ещё! — чуть не рявкнул я, и упырь сзади заворчал.
Чародейка бросила на меня недовольный взгляд, но промолчала, а потом послушно высунула язык. Ещё минута, и порция живительной влаги снова исчезла у неё во рту.
— Сияновы сиськи, как это прекрасно, — прошептал бард.
Колдунья, у которой сил стало чуть больше, хотела что-то ему сказать, но я перебил:
— Дотянись коленом до колышка, охлади его.
— Листва, едва я коснусь магией твоей цепи, тебя…
— Я знаю. Действуй.
Колдунья, недовольно вздохнув, со сдавленным стоном оттянула коленку. Разорванное платье отъехало, открывая барду особо сокровенные места, и тот завыл, закусив губу и стукнувшись затылком об жердь:
— Изверги, Маюн мне свидетель!
Чародейка дотянулась до колышка, и её голая коленка чуть побелела в темноте. Ремень, продетый в браслет под моим запястьем, неприятно заколол, и я поморщился. Нормально, держит защита.
Так, Всеволод, а теперь твой черёд. Я нервно сглотнул, понимая, что в моём плане был большой пробел — у меня просто могло не получиться.
Но, как написано в Тёмном Писании, «силы Тьмы побеждают потому, что никогда не спят». То есть, надо просто действовать, а иначе не узнаешь, получится или нет.
Я опустил стопу в сторону, коснувшись ушка на колышке большим пальцем. Потом, не закрывая глаз, я попробовал позвать Тьму, одновременно готовясь бросить злость в пальцы ног.
Это одна из первых жреческих медитаций, когда маг только постигает уровни владения телом. Глупец тот, кто думает, что магу не нужно физическое тело, что колдовство решает все проблемы одной мыслью.
Темный Жрец потому и опасен, что владеет телом в совершенстве. Отруби ему руку, он не почувствует боли, потому что умеет отделять её от разума. Ничто не должно нарушать концентрации, а уж тем более такая плотская мелочь, как страдание.
Когда человек злится, тело реагирует на уровне инстинктов. Скрипят зубы, сжимаются кулаки, наклоняется голова. Человек не контролирует это.
Без труда я позвал Тьму, стараясь в этот раз не звать ауру, а просто как много дольше сохранить связь с Тьмой. Я легко заставил тело реагировать по-другому — от злости не стискивать кулаки, а сжимать пальцы ног, в особенности большие.
И в особенности на правой ноге…
Бросская кровь не заставила себя ждать. Ярость ворвалась в душу, одновременно нагревая тело. Всего несколько мгновений я потратил на то, чтобы пламя ярости опять ушло не в стиснутые кулаки, а в пальцы ног.