Нетрацы. Тетралогия
Шрифт:
– Идите, полковник, идите и на этот раз потолковее объясните капитану посуды, что и как нужно сделать.
Ставками в игре, на которые согласился Каянов, было приготовление блюд по рецептам, надиктованным победителем очередного выигрыша. Пленник был гурманом, и редкая попытка корабельного кока не подвергалась резкой критике, хотя все обычно съедалось подчистую.
Подполковник за время, проведенное
– Я буду в империи, – возразил на его доводы партнер. – Вас не расстреляют до тех пор, пока я не погашу свой долг, – безапелляционно объяснил он Каянову. – Все, что я проиграю, будет вашим, не сомневайтесь. Император прекрасно знает, что такое офицерская честь и карточный долг.
От партии к партии игра становилась все более упорной. Порой для победы солнечнику не хватало одного очка.
– Вы быстро учитесь, полковник, – с улыбкой заявлял победитель очередного тура, – но все равно идите к капитану посуды.
– А вы‑то сами ставили на кон свою жизнь? – после очередного вкусного обеда спросил он у разомлевшего от удовольствия пленника.
– Зачем? Я всегда вовремя могу заплатить по своим ставкам, – ответил Сан‑Ком.
– Значит, вас выручает высокая платежеспособность. А просто, как офицер флота, вы бы рискнули сделать такую ставку?
– Это почетно, и я готов ее сделать.
– Так сделайте ее в нашей игре.
– Что можете поставить против нее вы, полковник? Ваш годовой оклад не превышает стоимости одной моей пуговицы на парадном мундире.
– Ну почему же? Достойная ставка у меня есть, и даже две.
– Назовите их.
– Ваша свобода.
– Но ведь это предательство, и вы готовы поступиться своей честью?
– Моя честь – это вторая ставка.
– Если я выиграю, то вы готовы меня отпустить?
– Да, как только мы высадимся.
– И не потребуете от меня никакой защиты?
– Зачем? Император будет мне только благодарен. Вы ведь не откажетесь подтвердить, что обязаны свободой мне.
– Конечно, нет. Так наш разговор вполне серьезен?
– Как никогда ранее.
– Что побуждает вас сделать мне такое предложение?
– Мне надоело рисковать за гроши.
– Нет, это будет неинтересно. Вы умышленно проиграете мне партию, и я не получу удовольствия.
– Нельзя иметь все сразу. Не хотите получить свободу?
– Вы мне нравитесь, полковник. Я никогда не играл на предательство. Мне кажется, что это унижение моей офицерской чести.
– Честь. Офицерская честь. А вам не кажется, что нет чести в том, чтобы, проводя орбитальные бомбардировки, уничтожать миллионы гражданского населения, женщин, детей.
– Но это война. Им просто не повезло. Нашей целью был промышленный потенциал противника.
– Оставим этот спор. Назовем мою ставку согласием на вербовку. Вы убедили меня, что ваш мир устроен более правильно, и я с этим согласился, но колеблюсь. Кроме того, если увидите, что я подставляюсь в игре, вы вправе аннулировать ее результаты.
– Хорошо. Я согласен.
– У меня к вам еще только один вопрос.
– Внимательно слушаю.
– Вправе ли выигравший по своему желанию отсрочить выплату долга или поменять его на что‑то равноценное?
– И то и другое возможно, но только при взаимном соглашении сторон.
– Тогда, может быть, начнем партию?
– Но ставка на жизнь предусматривает наличие не менее двух свидетелей при ее объявлении.
– У нас с вами их быть не может.
– Что же делать?
– Предлагаю записать объявление условий наших ставок на кристалл, – немного подумав, предложил Каянов. – В случае отказа в удовлетворении требований любой стороны голосовая идентификация послужит доказательством их правомерности.
– Согласен. Но вы подозрительно торопитесь проиграть.
– А вы торопитесь с выводами. Если мы пришли к соглашению, пусть теперь ваш Дисар, покровитель азартных игр, нас рассудит и будет свидетелем свершившегося.
– Да будет так, – торжественно заявил Сан‑Ком.
Каянов вдавил в панель одну из кнопок на переговорном устройстве. Противники, четко произнося фразы, озвучили свои ставки, призвав божество в свидетели. В приемное окно записывающего устройства сначала выпал один, а потом и второй кристалл записи условий заключенного пари. Каждый взял свой экземпляр и положил его в нагрудный карман кителя.
– Хотите, запишем всю игру, – предложил солнечник.
– Хорошее предложение, – согласился соперник.
Кнопка записи вновь была приведена в движение.– Разыграем первую сдачу, – произнес имперец и, перетасовав колоду, протянул ее Каянову.
Полковник снял пальцем несколько карт сверху. Его соперник сбросил их на стол, а оставшиеся развернул веером.
– У меня Тук, – показывая карту, сообщил Каянов.
Сан‑Ком протянул ему остаток колоды. Манипуляция повторилась.– Раш, – бросая тонкий лист пластика на стол, объявил соперник.
Игра началась. Каждый сброс громко объявлялся. Передача колоды из рук в руки фиксировалась голосом. Количество набранных очков подтверждалось противником. Похоже, на период игры оба забыли, где находятся. В каюте не звучало даже комментариев по поводу удачного или неудачного сброса, обычных при любой игре. Пять часов схватки пролетели как одно мгновение.
– Вы выиграли, – бросая перед собой последнюю карту, проговорил пленник. – То, что это произойдет, я понял, когда мы начали розыгрыш четвертого Шира. В таком стиле, как вы, играют только профессиональные соломы. Самостоятельно этому вы научиться не могли. Признайтесь, полковник.