Неучтённые миры
Шрифт:
— Не дождешься! — прошипела ему в лицо.
Его улыбка вздымала мой гнев сильнее, чем безразличие или угрозы. В соответствии с правилами порочного круга мои яростные эмоции доставляли ему большое моральное удовлетворение, отчего он веселился еще больше.
— Ты позовешь меня, Дробь, — с пугающей уверенностью произнес он. — И я приду. Так что определись сразу, прежде чем связываться со мной и молить о помощи: собираешься ли ты добровольно отдать магию и стать лэй, или готова принять положение леди. Начинай размышлять сейчас,
Несколько секунд я пыхала паром. Потом до меня дошло.
— Погоди, Лэйтария в любом случае?
Я была сбита с толку в достаточной степени, чтобы забыть, что собиралась просто наорать на Тинхе. Оставить меня в Золотой оси — это одно, но Враг сказал про Лэйтарию. Столицу. Чуть более точное указание места. Обычно меня предлагалось сдать на торги, а что дальше, мол, не проблема Врага.
— В любом, — подтвердил он.
— А как же совет, аукцион, Незыблемый трон?
— Решение уже принято, Дробь. — Мужчина небрежно пожал плечами.
— Кем принято? Вы там где-то совещались обо мне?
Конечно, помимо Тинхе есть и другие Странники. И если от одного столько неприятностей, то уровень угрозы от десятка его коллег возрастает в геометрической прогрессии. И вот все они обсуждают меня…
— Не имеет значения.
Если б я его не знала. Если бы не все то, что я пережила рядом с ним, я бы не поняла. Не имеет значения — это уход от ответа, который на самом деле важен.
Озарение пришло внезапно.
— Это твое решение! Боже, Тинхе, что ты задумал?
Его руки уверенно легли мне на плечи. Через грубую ткань платья и плотную кожу перчаток я не могла почувствовать тепла, и все же по телу будто пронеслись всполохи огня.
— Дробь, оставайся со мной.
Что?
— Ух ты, — выдавила неловко. — Обычно это я флиртую, когда хочу уйти от ответа.
— Это не флирт, Дробь. Ты просыпаешься.
Марево сна поддалось рябью. В груди завертелся мини-ураган. Меня утягивало назад.
— О, — уровень неловкости подскочил к верхней шкале, побивая мировой рекорд. Я не могла оставить только себя в подобном положении. — Как жаль. — В последний момент я привстала на цыпочки, касаясь кончиками пальцев тонкой ткани восточной рубашки Врага. Вполне достаточно, чтобы прошептать на уровне его губ. — Был бы флирт, я бы задержалась еще немного.
— Дробь?..
Меня вырвало из его рук цветным вихрем воздушных шаров. Несколько секунд я парила среди облаков, а в другой момент падала вниз. Во взрывающийся мир реальности.
Вой сирены врезался в уши локомотивным составом.
«Мы тонем», — пришла первая мысль.
«Мы не тонем», — опровергла ее вторая.
«Но нам грозит опасность».
«Это да».
— Что? — Я вскочила с постели. Мышцы взвыли в унисон с сиреной. Слишком резкое возвращение. — Что?
В маленькой комнате три на три никого не было. Только я и сочащийся через узкую щелку двери дым.
— Нет, — угрожающе ткнула я в него пальцем. Как будто факт неодобрения мог смутить смертоносный дым. Не обращая внимания на мой приказной тон, он продолжал ползти по стенам.
— Никий! — Я заколотила кулаками по двери. Даже ногой пнула для верности. Плечом навалилась. Мысленно приказала открыться. Предложила взаимовыгодное сотрудничество. Подмигнула. Дверь не поддалась. Или она еще более хладнокровная бездушная зараза, чем Враг, или ее заперли снаружи на засов. — Никий, что б тебя!
Вой сирены продолжался.
Дома я жила в мирном городе. Ничего выходящего за рамки учебной пожарной тревоги. Даже маленького пожарчика рядом не случалось. И все же, в голове теснились смутные воспоминания о старых черно-белых фильмах. Документальное кино о бомбардировке городов. О Хиросиме и Нагасаки.
Неизвестность страшит больше всего.
«Малыш? Мы же умеем открывать двери. Давай откроем эту. Что с того, что она не магическая. Самое время учиться чему-то новому!»
Тишина внутри и надрыв сирен снаружи.
«Самое время играть в молчанку. Ага».
В комнате не было ничего, чем можно выломать дверь. Голые стены и узкая кровать. Под потолком здоровенная видеокамера. Она была обшита тем же грязно-белым материалом, что и стены. Ее форма напоминала громоздкий куб, но линзы и мигающий огонек выдавали ее предназначение.
— Эй! Вы меня видите? — Замахала руками. — Вы же про меня помните? Там кто-то есть?
Я подпрыгнула, в надежде цепануть пальцами уголок камеры и привлечь внимание. Прибор неловко дернулся, но ничего не произошло. За дверью оставалось все также тихо.
С той стороны объектива никого не было.
— 4 —
Скинув куртку, я затолкала ее в щель между дверью и полом. Следующим делом стянула ботинок. Они могут забыть обо мне, но, если перестанет работать камера — это их заинтересует.
Ботинок полетел вверх. Камера дернулась в сторону. Подобрав упавшую обувь, я прицелилась еще раз. Сколько там надо ее бить, чтобы пошли помехи? Пока не рухнет. По-другому наверняка не узнать.
Раз.
Два.
Эй, я же прицельно бью. Сил что ли не хватает?
За дверью загрохотала тяжелая подошва.
— Эй! Я здесь!
Надо привлечь внимание. Подать знак!
Рыпнуться к двери я не успевала. В нее со всей дури полетел ботинок. Мощный такой. Подошва аки сталь. В жаркую пору в обуви прели ноги, но для плутания по бесплодным пустошам они шли на ура.
И нет, я не планировала, что ботинок попадет в лоб вбежавшему солдату. И то, что, пытаясь удержать равновесие, тот поскользнется на плащевке. И стукнется головой о бетонный пол.