Неугасимый огонь
Шрифт:
– В маленьком мире пиров и переговоров не меньше ядовитых тварей, чем в твоём ремесле. Я чувствую опасность, но я не знаю, откуда она исходит.
– Кого ты подозреваешь, достойнейшая?
Она молчала минуту, раздумывая, не повредит ли делу, если выскажет подозрения. Решилась.
– Из всех приближенных царя, меня более всего настораживает поведение Клита, прозванного Чёрным.
– Телохранитель... Командир царской илы, следующий в битвах по правую руку от царя. Я слышал, он почти его родственник?
"А он не зря ест свой хлеб", – подумала Анхнофрет, – "кто из наших может знать такие детали?"
– Он брат его кормилицы. Один из ближайших друзей, уже спасавший царю жизнь.
– И такой человек может злоумышлять против царя? – спросил Меджеди безо всякого удивления. Словно и не вопрос задал, а высказал некое утверждение.
– Я не могу ничего обосновать, – Анхнофрет отвернулась, – ты можешь считать, что виною всему то, что Клит исходит ядом, едва увидев меня...
– Тебе не нужно ничего объяснять, – Меджеди прикрыл глаза, – скажи лишь, что вызвало твоё беспокойство именно сейчас?
– Хаттуса, – коротко ответила Анхнофрет.
– Понятно, – кивнул Меджеди.
– Ты говорил, что Муваталли считает это гневом Тешуба, – Анхнофрет перевела дух, – а не мог ли это быть... Гнев Тути, скажем...
– Ты заподозрила Дом Маат? Думаешь, воин Нейти, никем не замеченный, затащил на дерево осадный лук и целился в окно тронного зала? – усмехнулся Меджеди, – или протащил стрелу с собой в зал и там поджёг, пожертвовав собой?
– Но ты сказал, слышали грохот и вроде бы видели дым...
– Так говорят хатти, достойнейшая. Наш человек в Хаттусе не был в тронном зале в момент смерти царя. А слухи эти распространяет Муваталли и его люди.
– Думаешь, лгут? Но зачем так... неправдоподобно?
– Если царя убил Муваталли, то он заинтересован отвести подозрение от себя, – спокойно ответил Меджеди, – вот и распространяет эту байку про гнев богов. А жрецы могли подыграть ему, надымив во дворце коноплёй или чем-то подобным.
– Это все домыслы.
– Да, пока что мы знаем слишком мало, – кивнул Меджеди, – придётся ждать.
– Я беспокоюсь, что времени у нас нет, – вздохнула Анхнофрет, – Александр подозревает нас. Он только что приходил.
– Я видел царя. – кивнул Меджеди, – что ты сказала ему?
– Ничего. Он избегал прямых вопросов, потом смутился и быстро ушёл. Впрочем, спасибо тебе, достойнейший. Ты помог мне собраться с мыслями, теперь я смогу ответить и на прямой вопрос об участии в этом Дома Маат.
– Стало быть, ты боишься, что Александра могут тоже убить? Те, кто недоволен дружбой эллинов с хатти?
– Недовольные есть, – подтвердила Анхнофрет, – теперь я в этом уверена.
– Теперь тебе надо поспать, Анхнофрет, – Меджеди посмотрел на женщину с сочувствием, – на плечи навалилась большая тяжесть, но, с помощью Нетеру, всё разрешится. А я сделаю всё, что от меня зависит.
Хранитель вышел, прикрыв за собою дверь. Посланница долго смотрела на колеблющееся пламя лампады, пока вино и усталость не сделали своё дело.
Весь следующий день продолжала тянуться бесконечная мучительная неопределённость. Александра Анхнофрет увидеть не удалось. Тревога нарастала. Посланница понимала, что сама себя накручивает, но ничего не могла поделать. Вся извелась. На ночь, чтобы снова не мучиться бессонницей выпила макового сока, от которого так шарахнулся Александр.
Утром явился Меджеди.
– Что ты узнал? – без предисловий накинулась на него Анхнофрет.
– Мы не могли весь день непрерывно присматривать за царём и Клитом. Большая часть дверей закрыта для нас. Но меня это не слишком беспокоит, ибо царь постоянно пребывал в окружении многих людей, ни на миг не оставался один. Клит сопровождал его, вёл себя, как обычно.
Анхнофрет устало провела ладонью по лицу. Надо отдохнуть. Эта, как эллины говорят, паранойя, совсем загнала её. Напридумывала страшилок и сама же в них поверила. Мало ли с кем Клит встречался на конюшне? Может с коновалом беседовал или торговцем лошадьми. Царский приближенный на царской конюшне. А чужеземцев в Александрии пруд пруди.
– Прости, Меджеди. Кажется, я переутомилась... Утратила способность здраво мыслить...
– Я бы не спешил расслабляться, – сказал Меджеди.
– Почему?
– Вскоре после заката Клита посетил незнакомый нам человек. Эллин или македонянин. Не из воинов. Похож на слугу.
– И что здесь подозрительного? – удивилась Анхнофрет.
– Ничего, – согласился Меджеди, – но ты поручила нам держать глаза открытыми. Мы проследили за этим человеком. Всю ночь он провёл в помещении для конюхов, а на рассвете уехал из города.
– Всё равно не понимаю, что тебя в нём насторожило.
– Недалеко от городских ворот от встретился с каким-то кефтиу, у которого за спиной висел длинный футляр, похожий на чехол для лука. Они перекинулись парой слов и оба покинули город. Причём эллин поехал по восточной дороге, а кефтиу свернул на ту, что ведёт в святилище, именуемое Новыми Амиклами.
– Продолжай.
– Час назад царь с большой свитой поехал к этому святилищу.
– Клит... тоже?
– Да. Поехали все высокородные македоняне. Много народу, почти сто человек.
– Это всё?
– Всё, достойнейшая.
– Хорошо, ты свободен, – негромко проговорила Анхнофрет.
Меджеди поклонился, но не спешил уходить.
– Подать колесницу? – спросил он.
Анхнофрет вздрогнула, посмотрела на него. Она чувствовала, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Беспокойство усиливалось, хотя посланница по-прежнему не могла сама себе внятно объяснить его причину. Она посмотрела на свой лук, покоившийся на специальной подставке у постели.
– Да.
Царь выехал в Новые Амиклы для проведения иероскопии – гадания по внутренностям жертвенного быка. В государствах соседей происходило много непонятного, вызывавшего беспокойство и потому следовало испросить бога о судьбе собственного царства.