Неугасимый огонь
Шрифт:
Эвмен дёрнул щекой.
– Бескровные Игры? – негромко произнесла Мерит-Ра.
Александр услышал её слова.
– Такое случается, царица. Это панкратион. Он редко обходится без смертей. Это меня не радует.
– Я рада, что твоё понимание справедливости Миропорядка Маат совпадает с моим, – сказала Мерит спокойно.
Пердикка, тоже слышавший разговор, усмехнулся. При чём тут какие-то миропорядки, когда войско уменьшилось ещё на одного человека? Этак совсем истает и, что обидно, не в бою.
– Диоксипп просто не рассчитал своих сил, – добавил Александр, – однако, если он искалечит твоего воина, царица, я сниму ему голову.
– А ты уверен, что искалечить Абуусера ему по силам? – без улыбки поинтересовалась Мерит-Ра.
– Ты видела, какой он боец и как уложил быка.
– Да, я видела...
Она повернула голову к стадиону и Александр поморщился: золотые чешуйки, отделанные лазуритом, составлявшие головной убор Мерит-Ра, засверкали на солнце и на мгновение ослепили царя.
Мерит некоторое время молчала, разглядывая торжествующего Диоксиппа. Потом произнесла:
– Я ставлю на Абуусера хека золота.
Македонские военачальники воодушевились и принялись делать ставки на Диоксиппа. Мерит тоже пришлось значительно увеличить изначальную ставку. В результате на кону оказалось тридцать талантов.
Птолемей под неодобрительный ропот товарищей поставил талант на египтянина.
Пердикка подскочил к Лагиду. Наклонился к уху и зашептал:
– Ты что-то знаешь про этого Абу... засера?
– Мне рассказывали кое-что о нём.
– Он правда столь силен?
– Разве не видишь? Он победил всех среди старших мужей. Остался лишь Диоксипп. Разве это не говорит о его силе?
– Не, тут все понятно, но Диоксиппа никто не может победить.
– Мне в Бехдете рассказали одну историю. Как-то Дом Маат решил, что некий ассирийский царь слишком зажился на свете, и послал воина, дабы тот познакомил его с Перевозчиком, но так, чтобы на Египет не подумали.
Птолемей замолчал.
– И дальше что? – спросил Пердикка.
– Что? А, да... Помер царь. От болезни. Внезапно так заболел...
– При чём тут это?
– Да просто когда я имя этого Абуусера услышал, вспомнил ту историю. Короче, я на него ставлю. Царя того, видишь ли, охраняли хорошо...
Эвмен подошёл к Диоксиппу.
– Почтенный, зачем ты убил беотийца?
– Вон, посмотри на него, – Диоксипп качнул головой в сторону египтянина, – уклоняется, защищается, и наносит два-три удара за весь бой. Явно не в полную силу бьёт. И не поймёшь, действительно смазывает, или играет. Никого не убил, не искалечил. Не нравится он мне. Нужно было припугнуть.
– Это ты, значит, так его припугнул?
– Ага.
– Что-то мне подсказывает, что он не испугался, – процедил Эвмен, – берегись его, Диоксипп. Этот египтянин не прост.
– Ты меня не учи, смотри сам не опозорься перед царём, – отмахнулся Диоксипп.
Эвмен покачал головой. Сострат, слышавший весь разговор, заулыбался. Недобро как-то.
На родине Теримах слыл задирой. По малейшему поводу пускал в дело кулаки и, пользуясь природной ловкостью, легко раскидывал козопасов, себе подобных. Валял в пыли здоровенных увальней, вдвое себя тяжелее. Потом оказался в строю фаланги, поднатаскался с оружием. И возгордился. Однажды, где-то за год до смерти Филиппа, когда Теримах служил в гарнизоне Амфиполя, повздорил он с парой подвыпивших фракийцев, надсмотрщиков с золотых рудников горы Пангей. Ну и вломил им по первое число. От души. Случилось это в некоем питейном заведении. За дракой наблюдал какой-то дедуган, миксэллин-полукровка, только что заливавший в себя неразбавленное лесбосское пойло за одним столом с побитыми надсмотрщиками. Глядя на торжествующего Теримаха, он стал насмехаться над ним. Рыжий вспылил и облаял обидчика позорным поношением. Рука не поднялась калечить деда. Тот, на вид, совсем мхом зарос. Однако старик не унимался и стал подначивать Теримаха. Предложил заклад. Две тетрадрахмы.
Рыжий согласился. Он вознамерился было скрутить старика аккуратно, но неожиданно пропахал носом борозду в пыли. Рассердился. Вскочил и, закипая, попробовал снова уронить обидчика. К первой борозде добавилась вторая. Потом третья. Старик откровенно издевался. Позже рыжий узнал, что повстречался с известным наёмником, немало повоевавшим в дальних уголках Ойкумены, от Египта до Сирии.
Теримах не был дураком. Быстро сообразил, что дед непрост. Проявил почтение, попросил о науке. Позор был краток, а учение вышло долгим и непростым. И все же не уставал старик качать головой в огорчении – не достало рыжему терпения. Мог превзойти учителя, да поленился. На полпути остановился, когда убедился, что никто во всей его хилиархии, тысяче гипаспистов, не способен с ним справиться, что с оружием, что без. Зазнался. А тут ещё посыпались на голову командные должности.
Большой начальник. Весь в славе и почёте. Песни о нём слагают. Сам Адмет, командир агемы, отряда отборных царских щитоносцев, указал Александру на рыжего, предлагая бойцов для участия в Играх. И не прогадал. Теримах прошёл все круги в состязаниях младших мужей, коим ещё не исполнилось тридцать. По совести сказать, он был очень рад этому новому разделению, ибо встречаться с Диоксиппом как-то не хотелось. А тут противники попроще. Двоих пройти осталось. Навалять египтянину, а потом выйти в последней схватке против победителя из другой пары. Там, правда, Эвмен, но его Теримах не слишком опасался, хотя был наслышан о том, что архиграмматик горазд не только стилом царапать по вощёной табличке.
Молодой египтянин, которому едва за два десятка перевалило, смотрел Теримаху в глаза, немного склонив голову, и хищно улыбался. Улыбка леопарда, предвкушающего обед, для которого нужно всего ничего, перекусить хребет жертве...
Гусиная кожа пробрала, но лишь на мгновенье. Они оба победили уже по шестеро соперников. Может египтянин и быстрее, но и рыжий не верёвкой подвязан.
Египтяне выступали в лёгких опоясаниях. Вроде как стеснялись наготы. При этом уверяли, что не стесняются. Кто-то утверждал, что они и любиться на людях не смущаются. Тьфу, срамотища. Варвары, что с них взять. Но при этом бороться, потрясая выставленным напоказ детородным хозяйством, отказались наотрез. Чудной народ.
Это стало предметом шуток:
– Теримах, остерегайся! Смотри, как у него повязка оттопырилась! А ну как там гирька свинцовая запрятана? Достанет незаметно и по башке тебя!
Теримах осклабился и атаковал, провёл обманную подсечку, надеясь на неожиданный для многих удар левой.
– Эх, рыжий... – сокрушённо бросил Сострат.
Эвмен взглянул на него с недоумением.
Хранитель распознал обман и ушёл вправо, воистину, с кошачьим проворством. Вот тут-то кулак десницы рыжего и сжался в предвкушении победы. Теримах ударил с разворота, туловом, вложил всю ярость, обвёл левую руку египтянина, обозначившую защиту. Кулак летел в челюсть.