Неугасимый огонь
Шрифт:
Анхнофрет писала, что язык хатти царь изучил почти в совершенстве, тогда как речь ремту даётся ему с трудом.
"Верно, не добиться тебе успеха, Ядовитый Цветок. Пора заканчивать игры с эллинами. Они не такие, как мы, и никогда не станут нам ровней. А значит... Вновь будем разговаривать на языке мечей и стрел. Только теперь это уже не станет недоразумением".
– Ты хочешь сказать, достойнейший сын Набсера, что царственная Валлани и Первый Страж подумывают о союзе с нами? – прогудел Менхеперра.
– Нет, об этом они не думают. Царица-мать
– И много ли военачальников и чиновников разделяют опасения достойного Муваталли? – поинтересовался Маатеманх.
– Сказать по правде, немного, – покачал головой Иштартубал, – некоторые, подобно Хуццие, думают, что дружба с пришельцами весьма выгодна.
– А что об этом думает младший сын Цитанты, Ксассени? – спросил Маатеманх.
– Мне не удалось с ним встретиться, но о нём высокого мнения Первый Страж. Он намекал, что младший царевич более подходит на роль правителя хатти.
Маатеманх взглянул на Ранефера, тот едва заметно кивнул.
– И ещё деталь, – сказал ассириец, – похоже, царица-мать больше любит младшего внука.
Повисла пауза.
– Мне кажется, мы могли бы разрешить наши затруднения на севере, – сказал после недолгого молчания Маатеманх.
– Стрела и яд? – спросил фараон.
В его голосе едва улавливались нотки неудовольствия.
– Нет, это невозможно, – возразила Мерит-Ра, – стрела сразу укажет на руку, пустившую её. Как и яд.
– Цитанта ещё не стар и здоров, как бык, – кивнул Иштартубал, – Хуцция тем более.
– Я согласен с сестрой и нашим гостем, – сказал Ранефер, – убийство царя и наследника лишь сильнее сплотит Александра и тех хатти, кто увидел в нём выгоду для себя. А раз Ксассени поддерживают далеко не все высокородные... Нет, ничего не выйдет.
– А если мы ничего не предпримем, то через некоторое время будем иметь дело с необычайно сильным противником, – заявил фараон.
Ранефер внимательно посмотрел на побратима.
– Ты удивлён? – заметил его взгляд Менхеперра, – разумеется, мне не нравится очередное цареубийство. Ты знаешь, мне более по душе встретить врага в битве, лицом к лицу, но я готов согласиться, что для блага Та-Кем, лучше сейчас задушить росток сорняка, чем потом выкорчёвывать его, проливая кровь ремту.
Нибамен кивал, соглашаясь с Величайшим.
– Но как это сделать? – спросил Маатеманх, – если стрела и яд не подходят?
– Надо думать, – Ипи поскрёб подбородок.
Менхеперра решил, что пора прерваться.
– Уже смеркается, а мы даже не дали нашему гостю отдохнуть.
– Я не устал, – запротестовал ассириец.
– Нет, на сегодня Совет окончен, – отрезал фараон, – продолжим
– Да, полагаю тебе, царственный Менхеперра, да живёшь ты вечно, будет интересно узнать последние новости из дворца Паршататарны. Некоторые тоже касаются Ишкандара.
– Об этом завтра. Прошу тебя, чувствуй себя как дома, достойный сын Набсера.
Иштартубал поднялся, с достоинством поклонился присутствующим и удалился. Провожать его отправился Анхнасир, ждавший за дверями зала. Отправился, скорее из соображений этикета, нежели для того, чтобы высокий гость, которому тут доверяли едва ли не безгранично, не заблудился. Иштартубал бывал в Бехдете неоднократно и для него постоянно выделяли одни и те же покои.
Вслед за ним вышел Маатеманх. Нибамен задержался, перекинувшись с фараоном парой слов о последних успехах Аменемхеба. "Древний Сах" создал на южной границе воинство нового строя, которое уже успешно испытал в боях с кушитами. В него вошла молодёжь, почти мальчишки, старшему из которых было всего девятнадцать. Аменемхеб рассудил, что мальчишек будет проще обучить совершенно новому способу боя, ранее не практиковавшемуся в Та-Кем, нежели опытных воинов. Хотя старик одновременно и сам набирался той науки, которую преподавал молодёжи.
Ипи не спешил уходить, рассеянно слушал разговор фараона и старого полководца. Мерит-Ра сидела неподвижно и смотрела в пустоту. Потом взглянула на брата и негромко произнесла:
– Если Цитанту повергнет сам Тешуб, все хатти поймут, что громовержец разгневался на царя за то, что тот уравнял его с богом пришельцев. И мы достигнем того, чего хотим.
– И как ты собираешься убедить бога выступить на нашей стороне? – усмехнулся Ипи.
Мерит не ответила. Поднялась и сказала, обращаясь к супругу:
– В обсуждении колесниц и панцирей я вам не советчик, так что покину вас.
Она направилась к выходу. Ранефер последовал за ней. Брат и сестра прошли в длинную открытую колоннаду в восточной части дворца. Атум, разливающий багровый свет по западному небосклону, коснулся горизонта. Восточная половина неба была залита фиолетовой тьмой.
Мерит-Ра остановилась, опёрлась о перила. Прикрыла глаза и глубоко вздохнула, втянув прохладный ночной воздух. Трещали цикады.
Ипи встал рядом с сестрой. Они довольно долго молчали.
– Ты что-то придумала, Мерит? – наконец нарушил молчание Ранефер.
Она и теперь не ответила. Пауза затягивалась.
– Мы ждали тьму с востока, – наконец произнесла Мерит-Ра, – но если нам удастся задуманное, свет Триединого проникнет так далеко в сердце тьмы, как мы не могли и мечтать.
– Да будет так, – сказал Ранефер, – не сомневаюсь в этом. Но к чему ты это говоришь?
Сестра, не мигая, смотрела в глаза ночи. Прошептала еле слышно:
– Когда Амен ежедневно проходит своим путём с востока на запад, север неизменно остаётся в стороне.