Неуловимая невеста
Шрифт:
— Я буду очень осторожна.
В этот момент Доркас объявила, что неподалеку должна быть церковь с большим колоколом. Она и Арния вызвались найти священника и завербовать его. Вместе с колоколом.
В кухне заброшенного особняка, где его армия собралась на ужин, сидевший во главе стола Дядя поднялся. Подождал, пока воцарится молчание и все головы повернутся в его сторону. И только тогда поднял руку и улыбнулся:
— Дети мои! Время настало. Завтра принадлежит нам. Завтра мы восторжествуем. Завлечем майора и его людей в свою сеть. Заведем их сюда.
Акбар, разумеется, понял, что его намеренно отстраняют от действия, от всякой надежды на почести. Дядя хорошо видел, как в глазах подручного борются желание протестовать и сознание того, что это испытание меры его повиновения.
Осторожность победила. Акбар бесстрастно наклонил голову.
— Как пожелаете, Дядя.
Дядя улыбнулся и объявил:
— Слушайте внимательно, и я расскажу, как мы поймаем голубков.
«12 декабря 1822 года.
Утро.
Моя комната на постоялом дворе Перро.
Дорогой дневник!
Никак не пойму, почему спокойствие и безмятежность способны ощущаться как угроза. Но это правда. У нас у всех предчувствие величайшего несчастья, которое вот-вот обрушится на наши головы.
Но если местные жители правы, нам нужно переждать всего один день. Капитан, согласившийся отвезти нас в Дувр, говорил с Гаретом и подтвердил, что завтра ожидает нас в гавани.
А пока я проведу день, как всегда, стараясь поддержать Гарета. Даже если окажется, что мы не нуждаемся в нашей импровизированной армии, необходимо подготовиться к возможному нападению. Верное решение для такого опытного командира, как Гарет. И если моя миссия — всего лишь поддерживать и ободрять, это все равно хоть какой-то вклад.
Не помню, чтобы так безоглядно посвящала себя чьей-то цели, как сейчас. Но его цель стала моей, словно моя любовь к нему требует, чтобы я участвовала в каждом моменте его жизни. Доставляя послание Макфарлана в Бомбей, я считала, что содействую правосудию, но теперь необходимость отвезти письмо в Англию в основном подогревается потребностью помочь Гарету.
Любовь, как я теперь усвоила, имеет самые широкие последствия.
Гарет, любя меня, тревожится за мою безопасность. Я знаю, что он за человек и что за солдат. Не хуже, чем Макфарлан. Он поведет свое войско в битву, даже если оно состоит из необученных матросов и крестьян с вилами и граблями.
Если на нас нападут, Гарет встретит опасность лицом к лицу.
Любовь, как я поняла, может идти рука об руку со страхом. У меня куда больше причин бояться за Гарета, чем у него — за меня.
Э.».
День начался спокойно, и все же Гарет не мог стряхнуть ощущение надвигавшейся беды.
Он очень расстроился, когда предсказание Маллинса относительно поредевших рядов его воинства сбылось: около дюжины мужчин, у которых, очевидно, не нашлось других дел, отирались в общей комнате и, судя по выражениям лиц, скорее искали развлечений, чем ожидали нападения. Поскольку небо прояснилось, Бистер и Мукту забрали часть группы — десять парней, включая Джимми, — на большой двор сбоку от дома и стали испытывать их, нападая с длинными кинжалами. У каждого парня были вилы, лопата или палка. Гарет тем временем тренировал тех, кто немного умел управляться с саблей.
Заставив их драться, он критически наблюдал за каждым движением, то и дело поправляя противников. Рядом появилась Эмили.
— Не слишком вас много сегодня, — заметила она, оглядывая двор. — Но может, ничего не случится? Может, они решили подождать до Дувра?
— Кто знает? Но вряд ли. Арния и Доркас уже вернулись?
— Да. И сказали, что священник будет счастлив позвонить в колокол, если возникнет такая необходимость.
Гарет рассеянно кивнул и шагнул вперед, чтобы поправить неверный выпад. А когда отступил, Эмили пробормотала:
— Оставляю тебя твоим занятиям.
Гарет кивнул, не сводя глаз со сражавшихся.
Эмили немного постояла, обозревая группу, с которой работали Мукту и Бистер, оглядела зрителей, повернулась и направилась к черному ходу.
Булыжники стерлись от старости и были скользкими. Эмили пришлось ступать осторожно. Свернув за угол, она стала лениво гадать, какая теперь погода в Англии… и едва не наткнулась на незнакомца. Охнув от неожиданности, она подняла глаза. И снова охнула, когда двое, крепко схватили ее за руки. Тот, что слева, темноволосый, темноглазый, с орехово-коричневой кожей приставил кинжал к ее боку.
— Ни звука.
Она не пошевелилась. Даже не моргнула.
Удовлетворенный тем, что она сознает степень опасности, незнакомец, закутанный в плащ с капюшоном и поэтому неотличимый от окружающих, глянул в сторону конюшни, где стоял третий сообщник. Тот кивнул.
— Иди тихо, — приказал первый. — Промолчишь — будешь жить. И молись, чтобы никто из твоих друзей ничего не заметил, иначе придется их убить.
Что ей оставалось делать? Даже если она упадет в обморок, ее просто утащат. Но как только они окажутся на улице, кто-то заметит, кто-то увидит…
Но надеждам не суждено было сбыться. За дальним углом стояла легкая тележка. Ее полуподняли-полутолкнули на переднее сиденье. Рядом сел человек с кинжалом. Второй взял поводья и уселся по другую сторону. Еще один сел сзади.
Сидя между ними, ощущая прижатое к боку острие ножа, она по-прежнему молчала. Тележка выкатилась на улицу и умчалась по дороге.
Гарет подумывал сделать перерыв на обед, когда во двор вошла Доркас. Оглядевшись, она недоуменно нахмурилась. Гарет вопросительно уставился на нее.
— Вы не видели мисс Эмили? — спросила она.
— Видел. Только она уже ушла. Примерно час назад.
Доркас сокрушенно покачала головой:
— Мы не можем ее найти. Никто не видел ее с тех пор… как она говорила с вами.
Вздрогнув, Гарет велел себе не тревожиться преждевременно.
— Если ее нет в комнате… куда она может пойти, чтобы убить время?
— Не могу придумать. И… и не хочу зря поднимать тревогу…
— Мы не видели, чтобы «кобры» отирались вокруг дома, — согласился Гарет.