Неумолимая королева
Шрифт:
Я никогда, черт возьми, не хотел проснуться в мире, где она не была частью моей жизни.
Мне было чертовски страшно думать, что впереди меня ждут годы этой дерьмовой жизни.
До моего уха донесся стук в дверь. Я проигнорировал это. Я был не в настроении принимать гостей, будь то Рождество или нет.
Хлопнуть. Хлопнуть. Хлопнуть.
— Амон, мы знаем, что ты там. Черт, это был последний человек на этой планете, которого я хотел видеть. — А теперь открой эту херню.
Я
Я услышал щелчок замка и дверь открылась.
Я поднял глаза и увидел, что передо мной стоят мои мать, брат и отец. Три тени омрачили мой мир. Я не двигался, сидя в кресле со стаканом виски и глядя в сторону ее квартиры.
Хотя я знал, что ее там нет. Она еще не вернулась в Париж.
— Чего вы все такие мрачные? Отец нахмурился. Он стал следить за своим тоном в разговоре со мной и Данте, зная, что больше не обладает всей властью. «Поскольку ты отказываешься прийти на Рождество в дом своих родителей, мы решили сорвать твою вечеринку».
«Развалиться». Я поднес стакан ко рту и сделал глоток.
«Мусуко , мы всегда проводим Рождество вместе».
Я пожал плечами. Это никогда не было радостным делом. Отец дарил нам подарки только для того, чтобы забрать их. Или преподать нам какой-нибудь глупый урок, который никогда не имел никакого смысла, но оставил шрамы на наших телах.
— Что с кровью, Амон? Голос Данте заставил меня взглянуть на свою рубашку. Должно быть, я забыл убрать, когда пришел домой вчера вечером.
Я встал и обошел их всех, но прежде чем я добрался до своей спальни, мама преградила мне путь. Ее глаза были темнее, чем когда-либо прежде. На ней было это чертово розовое кимоно, и оно лишь напоминало мне о том, что она у меня отняла. Этот цвет принадлежал Рейне и только ей. Я больше не могла смотреть на кого-то в розовом.
Не сейчас. Еще нет.
"Что это такое?"
Ее губа задрожала, и я понял, что веду себя как осел. Но я не мог остановиться. — Когда ты в последний раз спал?
«Трудно спать, когда у меня незваные гости».
Она вздохнула, бросив взгляд через плечо. «Мусуко …»
— Пожалуйста, не надо.
Она не могла сказать ничего, что могло бы исправить это. Моя мотивация и цели улетучились. Все, что я мог видеть, это мое мрачное будущее. Хуже того, мне было плевать на это будущее.
Она вздохнула. «Примите душ и переоденьтесь в чистую одежду. Приедет персонал, мы вам обустроим место.
Я обошел ее и закрыл за собой дверь, не удосужившись ответить.
Конечно, когда я вышла из душа, обернув полотенце вокруг талии, я обнаружила Данте сидящим на стуле, скрестив лодыжку на колене.
«Вот он!» — протянул он, небрежно положив руку на подлокотник. Вопреки его непринуждённой позе, в его глазах был жёсткий блеск.
Моя челюсть сжалась. Сегодня я был
"Нет."
Я проигнорировал его и оделся. Рождество казалось неподходящим временем, чтобы избивать моего брата.
— Как долго ты планируешь дуться?
Я прищурил на него глаза. «Ты хочешь что-то сказать? Если так, то выплюнь это нахрен».
Его взгляд смягчился, и это показалось мне совершенно неправильным. Он даже не знал правды о нас с Рейной или о том, что мой отец был придурком Ромеро. Ярость пронзила мой позвоночник. Даже спустя все эти месяцы одна мысль о Ромеро приводила меня в ярость.
С раннего возраста я всегда старался заботиться и защищать своего брата. Теперь казалось, что наши роли поменялись. Я смотрел на его версию, которая, казалось, повзрослела, пока я… я впал в безумие.
«Я знаю тебя всю свою жизнь, я знаю, когда ты расстроен. Меня беспокоит то, что я никогда не видел тебя таким расстроенным. Его голос был чертовски нежным, на мой вкус. Мой брат был безрассудным человеком, терявшим самообладание в моменты ярости. Обычно я сохранял хладнокровие и сдерживал эмоции. Видимо, до сих пор. Понадобилась всего лишь девушка, чтобы подорвать мой самообладание. «Я помню, когда мы были молоды, ты не позволял чему-либо, кому-либо сломать тебя. Упрям как ублюдок. Но теперь… с тех пор, как ты связался с ней , я наблюдаю, как части тебя исчезают, и не знаю, что с этим делать.
Отец случайно решал, когда пришло время его «уроков». Данте ненавидел их, и всякий раз, когда он узнавал об этом, ему хотелось убежать и спрятаться в надежде, что его пощадят. Он обязательно найдёт меня и утащит за собой. Я думала, это потому, что он боялся остаться в беде один, но теперь поняла, что он защищает меня так же, как я его.
Но в его защите меня был серьезный недостаток.
Мне нечего было спасать. Я не мог дышать без нее. Я не существовал без нее — она была моим началом, серединой и концом.
«Если в этом есть смысл, вам, вероятно, следует побыстрее добраться до него».
Он вздохнул. «Я не знаю, что произошло, но ты не можешь стать этим». Он выставил подбородок в мою сторону. «Что бы это ни было. Оно уничтожит вас, если вы не отпустите его. Эта волна насилия вам не поможет».
«Похоже, это помогает тебе», — сказал я, имея в виду его потребность пытать преступников, чтобы высвободить сдерживаемое разочарование.
«Что-то повлияло на тебя, сильнее, чем любые пытки, через которые ты прошел. Любое предательство со стороны твоего чертового кузена. Но если ты не позволил ничему из этого испортить тебя, ты не можешь позволить ничему другому портить тебе голову».