Неумолимая королева

Уиннерс Ева

«Прекрасный сеанс терапии», — невозмутимо сказал я.

— Соберись, Амон. У тебя была цель. У нас есть цель. Давайте сосредоточимся на этом».

Мой брат не ошибся.

«Данте?» Я вышел из комнаты, моя рука едва дотянулась до дверной ручки.

"Да?"

«В следующий раз, когда ты вломишься в мою квартиру, я сломаю тебе пальцы».

Но он был прав: мне — нам — нужно вернуться к строительству нашей империи.

10

РЕЙНА

я

Это

был день после Рождества.

Я медленно двинулся по темному замку. Все спали, а меня преследовали призраки, не имеющие никакого отношения к этому месту.

Замок передавался по наследству семье Глазго на протяжении последних семи столетий.

Построенное в тринадцатом веке, это место подверглось модернизации, но в нем все еще сохранялась атмосфера средневековья. Темные, сырые коридоры. Страшный подвал, похожий на темницу. На верхних этажах, как и в моей спальне, роскошь была очевидна. Внизу в воздухе танцевали слухи о пытках и правонарушениях.

У меня по коже побежали мурашки.

И все же каждую ночь я спускался туда. Может быть, это была моя мазохистская сторона, или я был жаждой наказаний. А может, это просто отражало состояние моего разума и души.

Потому что часть меня хотела наброситься на мир. Вместо этого я держал все это в себе и высвобождал тревогу и боль, мучая себя и скрывая это от всех. Мои бедра были тому подтверждением. Все негативные эмоции, вся боль, казалось, прошли, когда я порезался. Все началось со случайной царапины в душе после того, как Амон расстался со мной, а затем переросло в потребность в освобождении. Тот, который пришел только после того, как острый металл впился мне в кожу.

Наконец я вернулся в свою продуваемую сквозняками спальню. Толстые каменные стены обещали уединение, которого я жаждал своими беспокойными, наполненными снами ночами с мужчиной с темными волосами и еще более темными глазами. Помогло и то, что большинство занятых комнат находились в противоположном крыле замка.

Я открыл двойные французские двери моего личного балкона в этом замке без принца. Свежий декабрьский воздух пронесся по комнате. У меня по коже побежали мурашки, тонкая ночная рубашка едва согревала.

Скользнув на холодный каменный пол, я подтянул колени к груди и прислонился к многовековым стенам. Я позволяю своим мыслям блуждать, а воспоминаниям мучить. Я знал, что мне нужно двигаться дальше, но не мог найти для этого воли.

Я сказал бабушке, что мне нужно больше времени. Лечить. Забывать. Чтобы затвердеть.

Неодобрение в ее глазах подсказало мне, что она не согласна со всем этим барахтаньем. Она даже прочитала мне лекцию о том, как жить дальше, как и каждому своему мужу.

«Мужчины подобны средневековым завоевателям, Рейна. Всегда ищу следующую вещь,

которую можно потянуть вниз. Вам просто нужно убедиться, что вы никогда не станете их завоеванием. Ты королева, ты правишь ими».

Очевидно, нет, поскольку меня так легко использовали и отвергали, но я держал эти слова при себе.

Наклонив лицо к ночному небу, я смотрел в темноту, представляя сверкающие звезды, скрывающиеся за облаками, напоминая мне о человеке, которого я отчаянно пыталась забыть.

Глубокая, пульсирующая боль разлилась по моей груди. Оно когда-нибудь исчезнет?

Боль. Воспоминания о нем.

Я отчаянно хотела забыть, но не простить. Я бы никогда не простил.

Вся моя жизнь так или иначе вращалась вокруг Амона. Как лист на ветру, я позволил жизни привести меня к нему, не задаваясь вопросом о ее цели.

Возможно, я заслужил все, что случилось со мной.

Глупая, наивная девушка с мечтами и сердцем в глазах, я так легко попала в объятия Амона. В ответ мне разбили сердце. Он разбил его на непоправимые куски, оставив после себя разрушения и необратимые повреждения.

Мое тело болело, когда я наконец встал. Синяки от автокатастрофы исчезли, но несколько шрамов на бедре и лопатке остались. Бабушка предложила косметическую операцию, но я отказался. Мне нужно было напоминание.

Никогда не прощать.

Оставив дверь открытой, я направился в ванную. Несмотря на все улучшения и удобства, реализованные как нынешним, так и предыдущим герцогом Глазго, трубы вздрогнули, когда я включил душ. Вода плеснула на итальянскую плитку, и я сбросил ночную рубашку и нижнее белье.

Я поймал свое отражение в зеркале и замер, глядя на свое тело. Кожа да кости , сказал Папа. Он был не за горами. Я похудел. Кожа под глазами выглядела в синяках, цвет потемнел. Мои губы были потрескавшимися и бледными. Единственной неизменной физической чертой были мои волосы.

В моей памяти вспыхнул образ Амона, накручивающего на палец вьющуюся прядь, и мой взгляд упал на ножницы, лежащие в корзине. Мне потребовалась доля секунды, чтобы принять решение, прежде чем я потянулся к ним и поднес к ключице. Острые лезвия зависли в воздухе, пока…

Снип, снп, снп.

К концу всего этого пол покрыла куча светлых кудрей, и в голове стало легче. Но мое сердце все еще не сделало этого.

Я повернулась спиной к зеркалу и вошла в душ, позволяя теплой воде стечь по моему телу. Я быстро умылась, оделась и спустилась вниз. В замке было еще темно, но где-то вдалеке я слышал тихие шаги.

Почувствовав запах кофе, я свернул за угол в конце коридора. Я вошла на кухню и увидела бабушку и Александра, мужа Ливи.