Неумолимая королева

Уиннерс Ева

— Грейс дала ей это. Папа сделал шаг вперед, возвышаясь над нами, но бабушка стояла на своем. «В ночь ее смерти Рейна увидела ее в ванне, истекающую кровью. Грейс подарила ей ожерелье. Выражение его лица побледнело. «Она хранит его, Томазо».

Я был слишком напуган, чтобы пошевелиться. Слишком страшно дышать.

Мои глаза расширились, а грудь сжалась. Я никогда не чувствовал такой боли, ни когда упал с дерева, ни когда ударился головой

и упал в бассейн. Я поднес руку к груди и постучал по ней, надеясь ослабить ее, чтобы можно было вдохнуть немного воздуха. Мне нужно было, чтобы мои легкие расширились и снова стали нормальными. Вместо этого он задушил меня, обжигая горло.

Пока мир не стал черным.

Это была моя первая паническая атака. К сожалению, не последний. Но на следующее утро бабушка собрала нас с Фениксом и приготовила их к переезду в Калифорнию.

Я вернулся к реальности, услышав звук открывающейся двери машины и слова бабушкиного водителя, когда он наклонился, чтобы обратиться к ней. «Поезд скоро отправится. Мы возьмем сумки Рейны вперед и встретим вас там».

Я собрала свои вещи, все еще ошеломленная воспоминаниями. Как я мог все это забыть? Мой желудок скрутился, но я надавил на него. Сейчас не было смысла расстраиваться из-за этого.

Вместо этого я намеревался получить некоторые ответы.

«Почему папа так расстроился из-за этого ожерелья? В тот день он нашел меня с ним?» — спросил я, указывая на подвески, свисающие с моей шеи.

Сердцебиение прошло.

«Это напоминание слишком болезненно для него». Я опустил на него взгляд. Самое странное заключалось в том, что я никогда не припоминал, чтобы мама носила его. Единственный раз, когда я видел ее с ним, была ночь, когда она умерла. Знакомая тупая боль пульсировала в моей груди.

«Но почему он так разозлился? Он бьет меня. Мне было всего шесть, и он ударил меня по щеке». Моя губа задрожала, но я все же протиснулась. «Всего через несколько дней после того, как я увидел, как хоронят мою мать».

Она пожала плечами, казалось бы, беспечно, но не смогла скрыть напряжение на своих бровях. «Он чувствителен к своим вещам». Ее глаза снова метнулись к ожерелье. «Что за второй кулон?»

Ее вопрос казался многослойным. Почему я не смог избавиться от дурацкого кулона?

«Я думал, оно будет таким же, как у мамы», — солгал я.

Она изучала меня таким пугающим образом, что могла раскрыть все мои секреты. Я сохранил выражение лица пустым. Если бы я хотел пережить это и вернуть себе независимость, мне пришлось бы научиться скрывать все свои эмоции. Мне просто нужно было сначала пережить этот разговор.

«Нужно ли мне еще раз поговорить с тобой о защите?» Ничто в ее вопросе меня не удивило, и в ответ у меня на затылке выступил пот. Где этот ее водитель? Выдача моего багажа не займет много времени.

"Нет."

Она покачала головой и цокнула. «Я просто

не понимаю. Разве я не учил вас, девочки, всегда быть в безопасности?»

"Ты сделал." Мой тон был смиренным, зная, что от этого никуда не деться. Прошло много времени — два месяца, если быть точным.

«Этот мальчик…» Слова, из-за которых ты забеременела, повисли в воздухе невысказанными. "Кто он?"

«Никто важный». Лжец , шептало мое сердце. «Я совершил ошибку, бабушка. Тот, который я не буду повторять».

Она наклонила голову. «Я верю, что вы не повторите эту ошибку, но я не верю первой части вашего ответа». Не зная, что на это ответить, я промолчал. «Учитывая, что до сих пор ты никогда не проявлял никакого интереса к мальчикам, я подозреваю, что он очень важен». Настолько важно, что я позволила ему слепо разбить мое сердце. Разрежьте его и наблюдайте, как он кровоточит.

— Больше нет, — выдохнула я, опустив голову. «Он просто тот, о ком я расскажу своей будущей дочери, когда она будет плакать из-за мальчика. Однажды он станет моим предупреждением моим детям. Точно так же, как ты предупреждала нас о своих мужьях, когда они разбили тебе сердце.

«Иисус Христос», — пробормотала она. Мы уставились друг на друга, и никто из нас не хотел сказать больше. Мы с Фениксом были упрямы, но от Папы мы этого не получили. Наконец бабушка покачала головой. «Знаешь, Рейна, ты могла бы назвать своему папе или мне его имя, и мы могли бы заставить его заплатить».

Я издал звук, вырвавшийся из глубины моего горла. Это была самая скандальная вещь, которую когда-либо говорила моя бабушка. Да, я хотел причинить Амону боль, но не таким образом. Не так, чтобы это стоило ему жизни.

Итак, я просто покачал головой. «Как я уже сказал, это была интрижка. Больше этого не повторится».

Бабушка похлопала меня по руке, той самой, которую она отказывалась отпускать. «Я думаю, твой папа скоро поговорит с тобой о твоем будущем». Я напрягся, не понимая, что она имела в виду. «Я не совсем с этим согласна, — продолжала она, — но полагаю, что он захочет устроить для тебя брак».

Мысль о том, чтобы выйти замуж за кого-нибудь, заставила меня сжаться в животе.

«А что, если я захочу выйти замуж по любви?»

Мое сердце болело, зная, что любовь, которую я испытывал к Амону, была любовью, которая бывает раз в жизни.

«Даже после того горя, которое чуть не убило тебя?»

Я издал сдавленный смешок. «Давайте не будем преувеличивать».

Она посмотрела на меня понимающим взглядом, но не стала кричать мне на это.

«Итак, Рейна, ты не можешь допускать таких ошибок». Отстраненный взгляд промелькнул на ее лице. «Я обещал твоей матери, что буду защищать тебя и держать тебя подальше от мира твоего папы, насколько смогу. Но с учетом этого последнего… события у меня нет выбора. Я не могу защитить тебя от людей, преследующих твоего отца.