Неуставняк 2

Куделин Александр Борисович

Вообще, глядя на этот огромный, разделённый ключей проволокой автопарк, вдруг показалось, что, пробегая из озорства за опущенным на сцене клуба экраном, я нечаянно прикоснулся к нему и провалился в это невсамделишное бытие, которое высветил кинопроектор, стараясь показать новости армейских будней перед тем как начать цветное кино. Ещё вчера – мирно плачущая Литва, а сейчас – горы, лунный пейзаж и это изобилие орудий, вздёрнувших свои стволы в небо.

Там – на аэродроме, на плацу полчка и в клубе полтинника, когда нас ещё не распределили, ощущать себя вещью не приходилось – судьба была не определена, а чувства заморожены, но сейчас!? Мы стояли, как на витрине, и не просто стояли,

а были буквально раздеваемы донага. Каждый солдат, каждый сержант, каждый прапорщик смотрели на нас как на некое приспособление, которое следует срочно применить, испытать и, разочаровавшись, за ненадобностью отбросить.

Одни лишь офицеры, не выказывая эмоционального интереса, проходили мимо, словно никого и ничего не замечая. Мы же стояли, как пятнадцать оловянных солдатиков, которым бояться нечего! а если и есть, то тому, кто сможет нарушить этот единый строй, наши отвердевшие сердца дадут действительный отпор!!!

… – Мужики, давайте договоримся. – Димка Смирнов собрал нас возле себя, чтобы сказать самое сокровенное, что болело и маяло каждого. – «К бою!» не падаем ни при каких обстоятельствах! Договорились!?!

– Да, мужики! Давайте вести себя как мужики! – подтвердил свои намерения Серёга Целуйко.

– Ну да…, – подтвердил каждый.

– Что молчишь? – Димка обратился ко мне.

По сути, Первых из наших было только трое: я, Димка Смирных и Серёга Целуйко – в равной степени от каждого взвода нашей роты. Остальные были Вторыми. Правда, кроме нашей роты, учебный батальон поставил ещё девять парней из других учебных рот, но мы были связкой спецов, которые должны были попасть в один батальон и в одну роту, так как нас роднила определённая специфика связи.

Я же отвлёкся и был в прострации, так что для меня суть вопроса пришлось повторить, что, вероятно, было воспринято как сомнение.

Поняв сам предмет обсуждения, я ухмыльнулся и заявил:

– Смотрите, мужики, я лягу последним, но вот вы то сами не лягте! А то я знаю одного полу-мастера спорта, который команду “К бою!” воспринимал как призыв к тренировке, а прицепив капральские лычки, вот уже всё позабыл [17] !

17

Капрал который всё позабыл – Олег Белых, по словам служивших под его началом курсантов был вполне одиозен если не хуже самого Гарика. Привычка разглядывать фотографии моих девчонок с моим исходом его не покинула – он приставал с просьбой показать фото к подчинённым, а потом на них (на подчинённых) словно что вымещал…

– Ты кого имеешь в виду? – почти с обидой выступил Дима.

– Успокойся, – парировал я с улыбкой, – иных уж нет, а те далече! Он своей самоотверженности остался обучать подрастающее поколение.

– Ну вот и ладно, мы за себя отвечаем! – словно купец, развеявший сомнения, подытожил Целуйко.

Манера Серёги была всегда примирительно соглашательской до той поры, пока ему не светил фингал или нож. Его лидерские качества были скрыты под личиной постоянного одобрения, но убеждённая упёртость никогда не покидала его лица.

«Сможет ли он так и дальше оставаться собой, проявляя свои противоположные качества?» – может, тогда я этого и не подумал, но оценка перспективы для себя и всех окружающих сидит во мне с ясельного возраста.

– Ладно. – Я пожал плечами и пошёл бродить по просторам заморозившего нас аэродрома.

Весь разговор состоялся именно в момент подъёма солнца над горой, что придавало этой договорённости некий статус одобрительной освещённости…

И вот уже почти вечер того же дня, и мы на витрине, и нет никого, кто бы укрыл нас покрывалом от назойливых глаз и поднёс нам хоть корочку хлеба.

Маятное стояние продолжалось минут тридцать.

Наконец, из модуля вышел бывший командир второй роты нашей учебки.

– Ну здравствуйте, товарищи солдаты! – Майор улыбался.

– Здравия желаем, товарищ майор!

– Я заместитель командира батальона связи! – Голос его был лишён красок и оттенков, так как всегда был сиплым, с надрывными нотками человека, попившего холодного пивка. – Тем, кто меня не знает, я Колпаков Анатолий Петрович. Хочу сразу ввести вас в курс дела. Вы попали в боевую дивизию, которая ведёт реальные боевые действия. Если вы заметили, городок окружают несколько рядов колючей проволоки, а за ней находится территория Афганистана. Здесь, в пределах охраняемого периметра вы дома, но там! – Он неопределённо кивнул в сторону модуля, который своим телом загораживал то, на что указывала его голова. – Там пощады не ждите. Посему в городке существует комендантский час. С одиннадцати вечера до пяти часов утра по территории можно перемещаться только в составе караульных групп. Если вы попадёте в периметр чужой части без знания их внутреннего пароля, то вам гарантирована смерть.

Среднего роста, слегка худощавый, с лицом, выражающим принципиальную решимость, он был в данный момент олицетворением неизбежности, какой и чего – не скажу, так как, попав сюда, каждый, по сути, был уже обречён на то, что должно было с ним произойти. Колючая проволока, охраняемая солдатами в бронежилетах, в касках и с автоматами, безвозвратно потерявшими лоск воронёной стали, лицо вот этого, теперь уже нашего замкомбата и то место на карте, где мы сейчас находились – всё это и было неизбежностью, которая уже свершилась!

– Кроме того, – он продолжил свой монотонный монолог, – предупреждаю каждого, что ваше личное место нахождения постоянно контролируется. Если вы отсутствуете в месте вашего назначенного нахождения более пяти минут, то следует доклад командиру роты. Если вас не нашли, то доклад идёт уже командиру части. Далее, ваше неоправданное отсутствие в течение двадцати минут – это доклад командиру дивизии, который через двадцать пять минут обязан доложить командующему ВДВ. Так что, молодцы, с этим прошу не шутить. Завтра вас отведём на экскурсию в морг, а сейчас вас распределят по подразделениям.

Пока он говорил, на крыльце образовалась некая стайка офицеров, которая курила и с этого импровизированного балкона оценивала нас, как гладиаторов перед началом представления. Движения их были просты и игривы, они, как дети, друг друга подначивали и, не стесняясь, смеялись. Тяжесть речи, переданная замкомбата, никак не согласовывалась с настроем этих офицеров.

Из их окружения вышли три капитана – два почти худых, но разного роста, и плотный. Замкомбата словно почувствовал, что к нему приблизились наши будущие командиры и, не оборачиваясь, как оракул, проговорил: «Это ваши теперешние командиры рот, под крылом которых вам придётся проходить дальнейшую службу».