Неуставняк 2
Шрифт:
– А чё не так-то, товарищ капитан? – Кучеренко обиженно выпятил нижнюю губку и слегка ссутулился.
– А я скажу тебе, что не так! – Лицо капитана стиснуло скулы, брови свелись к переносице, веки сузились до момента прицела. – Кругом!
Кучеренко без рвения, но вполне расторопно выполнил приказание командира.
Строй, маемый командой «Смирно!», уже стал ослабевать в своём чинопочитании, но изменение в расстановке вновь напрягло коленные суставы, свело лопатки и выпятило грудь.
Хряпин сделал три шага и разместился в интимной близости от младшего сержанта.
Кучеренко
Случившееся преображение совершенно не тронуло командира, так как его внимание привлекла именно эта резинка.
Красная, с вплетённой в неё чёрной чересполосицей, она была основным механизмом для открытия одного из клапанов основного или запасного парашюта. Желанная вещь, которую мог достать далеко не каждый.
Дело в том, что парашюты в десантных войсках держатся всегда в боевом положении. Их переукладку обуславливают только тренировочные прыжки или долгое лежание на складе, которое не может превышать более двух месяцев одного сезона. Весь учёт ведётся по паспорту парашюта, находящемуся в маленьком карманчике парашютного ранца. В этот паспорт вписываются данные его хозяина и дата последней укладки. Там же стоит роспись проверяющего качество укладки и данные последнего укладывающего.
Как видите, всё прозрачно и учтено. Так что своровать эту резинку, не убив чужую жизнь, невозможно. Парашют уложен, проверен и не обезличен.
Конечно, наша армия полна всевозможными продуктами списания, но надо быть в ней в нужное время и в том самом месте. А так как потребность миллионов армейских штанов не может быть обеспечена наличием резинок всех вместе взятых десантных парашютов, то эти отрезки счастья достаются самым избранным, изворотливым, проворным и офицерам. Сейчас то каждый рынок имеет эти разноцветные стяжки, кончающиеся двумя крепкими стальными крючками. А вот тогда это был определённый шик, а главное – дефицит!
Зацепив крючки за вторые от краёв петли поясного ремня, можно мгновенно подогнать брюки под объём собственных бёдер, не прибегая к ушиванию армейского стандарта.
Радвила на прощание пожертвовал мне свою резинку, и она честно дожидалась своей участи на дне моего РД.
Сами же мы были одеты в парадную форму с подшивой под берет. Этот шик мы навели на себя все, когда ожидали прилёта самолётов на аэродроме Гайжюная. За полгода на нашей груди появился ряд заслуженных значков. Сапоги, тщательно подготовленные к исходу, сверкали умеренной новизной, которой добивается каждый, уходящий из учебной части. Тельник, нагло выпячиваясь среди двух белоснежных лент подшивы, сползшей с воротника на линию лацкана, словно звал наши сердца в атаку, для которой и переродила нас наша учебка.
Одним словом – мы были реально красивы, чего не скажешь о наших поношенных сослуживцах, форма которых была выцветшей до белизны.
– Вот! Вот то говно, которое сжирает каждого! – Он толкнул Кучеренко в спину и дал команду: «Встать в строй!»
Кучеренко насупился и проследовал на правый край строя.
– Вот оно, – продолжил ротный, не дожидаясь восстановления строевого порядка, – говно, от которого вы никогда не уйдёте! Зачем оно вам это надо!? – Он сделал паузу, которая тут же заполнилась подобной речью других командиров рот, которые также вели бурный диалог со своими подразделениями.
– Именно с этого и начинается ваше опускание! – продолжил Хряпин, поняв, что паузой сердца не растопить.
– Что вы так расстроились, товарищ капитан? – дерзнул Кучеренко.
– Я чего?! – Казалось, будто он сейчас бросится избивать этого сержанта. – Я чего! Да ты ещё вчера ходил, как хряк из подворотни. А сейчас вот уже и на преступление пошёл! Где ты взял эту резинку? У тебя же её не было! И я сомневаюсь, что тебе её подарили! Слишком уж она ценна для вашей десанской души!
– Ну почему, товарищ капитан? – Входя в полемику, голос младшего сержанта Кучеренко стал менять оттенки, напитываясь упругостью железа, хотя и оставался писком осипшего ребёнка. – Мне её действительно подарил земляк. Их, слава Богу, вон сколько прибыло.
Стоя во втором ряду строя, мне было трудно наблюдать за этой сценой со стороны, но я думаю, что он довольно махнул головой в нашу сторону и улыбнулся, не скрывая триумфа и наслаждения.
– Значит так! – Капитан сунул резинку в карман своих брюк. – Я спорить не буду. Вы же тупорылые и в своём рвении к старшинству совершенно забываете, что год назад стояли в этом же строю, изнемогая от взглядов возжелавших вас дембелей. Смотрите, если узнаю хоть о малейшем проявлении неуставных взаимоотношений, определю в штрафбат без промежуточного звена. Ясно?!!
Совершенно недружное «так точно», вывалившееся из-под носа большинства сослуживцев, удовлетворило его и привело в спокойствие.
Три офицера, не мешавшие игре двух актёров, стояли с края роты и ждали, когда ротный обратит на них внимание.
– Значит так! Молодёжь! – Ротный повернулся к нам и улыбнулся, так как дружный ржач роты поддержал его определение. – Сейчас вас распределят по взводам. Но помните, что ваше достоинство в ваших руках! Если хоть один недоносок из этой толпы позарится на вашу личность, то я даже и не прошу, а требую, чтобы вы обращались прямо ко мне или, по крайней мере, к своим командирам взводов. Ясно?!?
– Так точно!!! – проголосили мы в уставном рвении.
– Вольно! – ротный только сейчас подал эту задержавшуюся в его голове команду.
В принципе, все кроме нас, давно уже стояли, ослабив одно из колен.
Все три взводных были выше среднего роста и худощавы: старшина роты (прапорщик) – лысоват, коренаст и дюже плечист, а два начальника аппаратных (прапорщик и старший прапорщик) в возрасте – один худой, как дрыщ, чернявый и с упавшими на нижнюю губу усами, а второй – приземистый, вида новоявленного деда, у которого, кроме внука, есть ещё и младший сын второгодник. Ни старшина, ни эти два прапорщика опаски не вызывали, а вот офицеры, спустившись с высот, изучающе сверлили нас глазами.