Неусыпное око
Шрифт:
Я оглядела помещение: недвижные роботы, ржавеющая аппаратура. Вырублены вражескими нанитами? И что произошло, когда наниты уничтожили прочее оборудование… скажем, пищевые синтезаторы? Могли ли страйдеры пожрать наши местные флору и фауну? Следующий вопрос: как далеко могут зайти голодающие в желании отомстить своим врагам? До бомб? Ядовитого газа? Бактериологического оружия?
Возможно.
А когда война разгорится, некоторые страйдеры могли решить спрятаться от своих врагов. Собраться группками в подобных местах, надеясь, что там им не грозят наниты, армии и все, что их враги могут обрушить на их
Мы думали, что это древние шахты; и некоторые, видимо, действительно были вырыты тогда. Но в итоге… они стали военными бункерами.
16
ПРИШПИЛЕННАЯ БАБОЧКА
У всех остальных роботов-страйдеров были такие же повреждения: раны — входные отверстия в месте сочленения ноги с телом, фарш из механической начинки внутри. Я думаю, что это место было выбрано для нападения не случайно, а как особо уязвимое… а может, оно просто было под рукой или близко к ключевым микросхемам. Теперь уж и не скажешь — внутренности всех роботов были слишком хорошо пережеваны, чтобы можно было восстановить, как они некогда работали.
И уж если говорить о восстановлении… что заинтересовало Майю и Ирану? Эти роботы на вид были слишком досконально разрушены, чтобы их можно было воскресить.
Я снова принялась осматривать каждую машину. Несколько ржавых коробок были открыты и наполовину разобраны, полуистлевшие схемные платы разложены на полу: Майя и Ирану, по-видимому, изучали, что же им удалось найти. Они уже почти полностью обработали нечто, похожее на пульт управления, — плоская поверхность с выпуклостями и шишками, которые могли быть разрушенными кнопками, да еще грязные плошки из голой пластмассы, которые ранее должны были служить для вывода данных на экран. Майя и Ирану вскрыли две съемные панели под пультом и попаслись там, внутри, вволю; были видны пустоты, откуда они вынули что-то для изучения. Но все, что я видела, было слишком изъедено ржавчиной, чтобы сохранить рабочее состояние. Если археологи много узнали о том, что нашли, то они, должно быть, редкие мастера своего дела.
Я покружила по помещению с фонариком-жезлом в руке и снова вспомнила об отсутствии дверей. Мы пробрались внутрь через брешь, образовавшуюся после обвала стены, но это точно не был настоящий вход.
— Фестина, детка, — позвала я, — самое время твоему «тугодуму» размяться еще разок. Уж слишком эти стены гладки, настоящие ли они?
Подозрения оправдались. Прибор обнаружил два участка стены, где температура подпрыгивала на пару градусов по сравнению с прилегающими: оба этих участка были почти правильными прямоугольниками — по три метра в ширину, от пола до потолка. Один из этих прямоугольников располагался посередине стены между этим помещением и внешним туннелем, другой был в его дальнем конце.
— Ну что ж, — подытожила моя спутница. — Итак, две секции стены не того же состава, что и остальные. Да, они, наверное, и есть двери. Но как нам их открыть? Может, некогда они и открывались нажатием какого-либо переключателя, но теперь все переключатели здесь проржавели напрочь.
— Устыдись, маловерная, — изрекла я. — Когда у тебя есть подходящие друзья, на кой тебе переключатели?
Мысли у меня были такие: страйдеры
И если Кси была мне другом, если Кси как-то проложила себе дорожку к тайнам нанотехнологии страйдеров с той же легкостью, с которой сбила с толку «несовместимые» флотские ракеты, если нанитовые двери не окончательно умерли за все эти годы… Кси могла бы помочь мне через них пройти.
— Давай проведем один эксперимент.
Я сделала шаг к дальней двери.
И вдруг путь мне преградил павлиний хвост, сияющий ярче, чем я когда-либо видела, язычками золотого, синего и изумрудного пламени.
— Наго! — крикнул голос отца в моем мозгу. На языке улумов это означало «зло». — Тико, наго, вуто! — Безумие, зло, опасность!
Павлиний хвост трепетал в воздухе, содрогался от накала эмоций. Основной из эмоций был страх.
— Что не так? — требовательно спросила я. — Что такого страшного?
— Тико. Тико, наго, вуто.
— Это не ответ.
— Ты беседуешь со своей ручной вселенной? — спросила Фестина.
— Да. Но она довольно скупа на объяснения. — Я снова повернулась к павлиньему хвосту. — Скажи мне, что за этой дверью.
— Тико. Тико ботхоло. «Безумие. Проклятое безумие».
— Ладно. Я поняла тебя. — И обратилась к Фестине. — Хвост вне себя от тревоги из-за того, что там, за дверью. Говорит, что это безумие, зло, опасность. — Я вздохнула. — Может, умнее было бы нам отступиться и позвать полицейских…
Бум.
Внезапно внутри себя я ощутила такое разочарование!.. До слез, до дрожи: оно будто рвалось изнутри наружу, будто высококонцентрированный гормональный всплеск был под давлением закачан в каждый мускул моего тела. Я вскрикнула — не от боли или ярости, просто крикнула, потому что должна была крикнуть, наводненная, омытая, затопленная потоком слезливых эмоций. Голова у меня была достаточно ясной для мысли: «Что это, черт возьми, было?» И все же я закричала.
Фестина схватила меня. Взяла в захват, на две трети напоминающий объятие, а на треть — прием в борьбе, неразрывный, как клещи.
— Что случилось, Фэй? Что это было?
Я не стала отбиваться. Я просто заплакала. Крепко обвила руками ее шею и всхлипывала. В то время как часть моего мозга, остававшаяся ясной, думала: «Это не я, это что-то другое. Что-то другое плачет через меня».
Пришел ответ, но не словами, а пониманием.
Кси. Кси, Кси. Кси.
Плакавшая, будто ее сердце разбито.
Вот в чем дело: я полагала, что павлиньим хвостом была Кси. Неземное неведомое существо, подсоединенное к искусственному интеллекту нашего мирового разума. Связанное с моим отцом, со мной, с Тиком и бог знает с кем и чем еще.
Но. (Непросто думать, когда ты ревешь белугой, утирая нос о плечо адмирала.) Павлиний хвост говорил со мной простейшими словами на языке улумов, а голос в моем мозгу звучал как голос отца. Кси едва ли вообще выражала свои мысли словами: только эмоциями, внезапным прозрением, фактами, просто появлявшимися у меня в голове.