Неутомимые следопыты
Шрифт:
— С-семен Гудков! — снова выкрикнул Федя.
— Точно, Гудков, — подтвердил Митя. — Он и вызвался.
— И он что же, передавал прямо на глазах у фашистов? — изумился я.
— Сдурел ты, Серега! — Женька даже руками всплеснул. — Ляпнешь иногда, не подумав.
— Нет, Сережа, — спокойно объяснил Митя. — Он от Токарева записки получал. Малюсенькие. В шарик ее скатаешь, она меньше ногтя. Нам сам Токарев показывал. Ее запросто проглотить можно, если что… Вот Гудков скатает такую записочку, спрячет за щеку и идет. А в условленном месте — у них такое было на двенадцатом километре, напротив расщепленной молнией
— Вот здорово!
— Он почти целых три недели так записки носил, — продолжал рассказывать Митя. — Пять фашистских поездов тогда с рельсов сошло.
На лестнице послышался скрип под шагами спускающегося человека. Мы поняли, что это Иван Кузьмич отправляется на свой очередной моцион. В сенях он, видно, столкнулся с тетей Дашей. Послышались голоса.
— А Иван Кузьмич опять на прогулку пошел, — сообщил я, словно это и так не было всем ясно.
— Надо бы сбегать к Егору Алексеевичу, — раздумчиво произнес Женька. — Узнать у него, живы ли Денис Петров и Сергей Пономаренко.
— Б-бежим! — первым срываясь с места, вскричал юркий Федя.
И ведь не зря мы прыгали через лужи и мчались под дождем из одного конца Зареченска в другой. Оказалось, что и Денис Петров, и Сергей Пономаренко живы. Они воевали, вернулись домой с орденами, с медалями, а потом уехали — Пономаренко к единственной оставшейся у него в живых сестре в Киев, а Петров — в Архангельск: его туда звал однополчанин, который еще до войны работал там на лесоперерабатывающем заводе.
— Адреса Пономаренко я не знаю, — с сожалением сказал дядя Егор. — Да он и сам в то время не ведал, отыщет ли свою сестру. Шутка ли, всю оккупацию при гитлеровцах в Киеве жила!.. А вот насчет Дениса… — Егор Алексеевич полез в шкаф и достал небольшой деревянный ящичек, перетянутый бечевкой. В ящике оказались пачки писем. — Все от друзей, — объяснил Прохоров. — И вот это как раз от Дениса, из Архангельска. — Дядя Егор протянул нам конверт.
Переписав адрес Петрова, мы ушли от Егора Алексеевича воодушевленные.
— Вот это удача так удача, — возбужденно говорил Женька, когда мы возвращались домой. — Сегодня же напишем в Архангельск.
— А в Киев как же? — напомнил я, откидывая на спину капюшон, чтобы лучше было слышно.
Но тут на помощь пришел шустрый Федя.
— Д-да ведь в к-каждом городе есть адресное бюро!
— Верно! — вскричал Женька, хлопнув Федю по спине так, что тот закашлялся. — В Киев тоже напишем. Имя и фамилию знаем. Где раньше человек жил, тоже знаем…
Молчавший все это время Игорь нерешительно произнес:
— К бабке Анне бы сходить…
— К кому, к кому?
И тут наперебой заговорили все, бесцеремонно перебив Игоря:
— Точно, к бабке Анне!.. Она партизан видела…
— Только, — резонно проговорил Митя, — сначала нужно пообедать, а после уже идти.
Нужно ли говорить, что мне в те минуты было совсем не до обеда. Но Митя настаивал. Да и Женька тоже с ним согласился. Я вздохнул и кивнул, соглашаясь.
Но какой же может быть обед, когда нас ждет еще одна удивительная встреча! Сидя за столом, я в нетерпении поглядывал на часы, висевшие в простенке, совершенно позабыв, что в тарелке у меня остывает суп. Однако все случилось совершенно иначе, и к бабке Анне нам с Женькой идти не пришлось.
После обеда Женька ушел в нашу комнатку, чтобы заняться коллекциями, а я сидел за столом в зале, с нетерпением поглядывая на часы, дожидаясь, когда же появятся ребята. Я прислушивался к каждому шороху на улице, к каждому стуку в сенях… И первым услышал, как стукнула входная дверь. Я бросился на этот стук и увидел входящего Игоря. Очки его запотели, и он ровно ничего перед собой не видел.
— Где ребята? — забросал я его вопросами. — Почему не пришли?.. К бабке Анне когда пойдем?
Я рванулся было к вешалке, но Игорь жестом остановил меня.
— Погоди одеваться. Не пойдем мы ни к кому. — Он снял с переносицы очки и стал их старательно протирать.
На шум из нашей комнатки выскочил Женька. Только взглянув на Игоря, он тут же все понял.
— Пройдем к нам, Игорек.
Когда мы очутились у нас в комнатушке, Игорь принялся рассказывать. Видно, он не привык говорить подолгу. Поэтому я не стану передавать его рассказ слово в слово. Лучше я расскажу не так, как все это передавал нам Игорь, а так, как поняли мы с Женькой. А поняли мы вот что.
Была суббота, и родители Игоря были дома. Когда мальчик стал одеваться, чтобы идти к бабке Анне, отец поинтересовался, куда это он собрался в такую скверную погоду. Игорь объяснил, что с двумя приезжими москвичами хочет пойти к бабушке Анне. И сказал, для чего это нам нужно. Тогда отец попросил его раздеться, усадил на диван и рассказал о том, что даже Игорь, его родной сын, еще не знал.
Во время войны дом, где жила старая Анна Захаровна, которую и тогда уже все в Зареченске звали бабкой Анной, сгорел от фашистской бомбы. Соседи едва успели вытащить старуху из-под горящей кровли. Потеряла она память с того дня. Соседи помогли ей переселиться в покосившуюся старую баньку за огородом. Она будто бы с родного пепелища ехать в неведомое категорически отказывалась. Соседи носили ей туда кто краюху хлеба, кто миску щей или каши. Много ли старухе надо?
Так жила бабка Анна и ждала смерти. А смерть все не приходила. И вот однажды проснулась бабка среди ночи в своей баньке оттого, что слегка стукнула дверь. Другой бы человек этого стука и не заметил. Но старуха здорово слышала. Да и к темноте привыкла. Она сразу различила у двери какую-то неясную фигуру. Бабка стала потихоньку шептать молитву и креститься. Тут дверь снова приоткрылась, и кто-то еще вошел в баню, задев железом об угол печи.
Затем послышался шепот. Говорили тихо, но бабка все различила: про патрулей, про какого-то Игната, что он молодец, не обманул, и теперь, мол, все ребята с оружием. Вот когда разобрала бабка про оружие и тут же решила, что это не иначе как разбойники.
Когда странные гости ушли, старуха до утра не могла сомкнуть глаз. А утром пришел от соседей мальчишка, десятилетний Ленька Лаптев, принес бабке лепешек и каши. Ему-то она и поведала о том, что ночью ее посетили «лихоимцы», с ног до головы обвешанные ружьями и саблями, как шептались, как главного ихнего атамана Игната поминали.
Ленька мигом сообразил, о каких «лихоимцах» шла речь. И лесника дядю Игната он тоже знал неплохо. Со всех ног кинулся домой и обо всем, что услышал от бабки Анны, рассказал матери.