Неутомимые следопыты
Шрифт:
Командир задумался, ладонью подбородок потер. Должно быть, запоминал имена. А потом спрашивает: «Ну а вы, товарищи, хотите Советской власти помочь поскорее гитлеровцам шею свернуть?» Ясное дело, мы все сказали, что хотим. И были тогда получены нами, каждым, особые задания. Родиону — переговорить со свояком, выяснить, какие у того настроения; Степанову Даниле и Денису Петрову — составить примерный распорядок смены патрулей ночью и план их маршрутов; Сергей Пономаренко такое задание получил: разузнать, есть ли у гитлеровцев в городе взрывчатка, к если есть, то где они ее хранят. И у меня задание было: установить точно, в какой комнате в
— И вы расклеили? — не вытерпев, воскликнул я.
— Ну а как же? — даже удивился дядя Егор. — Той же ночью. Этих листочков нам в тот раз командир дал целую пачку. Мы их разделили. Каждому досталось штук по десять. Я свои в сапог спрятал, под портянку. А за полночь выглянул на улицу, вижу: патрульных нет. Я шасть за ворота, и на соседний дом, на свой забор, на телефонный столб — всюду расклеил. Утром-то, правда, гитлеровцы их все посрывали, но много тех листков люди успели прочесть.
— А не страшно было их дома держать, дядя Егор? — спросил Митя.
— Как же не страшно? — откликнулся Прохоров. — Ведь за один такой листок Хорьков старика Лукьянова на месте застрелил. За пачку листовок фрицы наверняка бы всю мою семью загубили. — Егор Алексеевич помолчал и произнес, взглянув на всех нас: — Страшно-то страшно, да только ненависть наша к врагам проклятым посильнее страха была.
— А вы после еще виделись с тем командиром в лесу? — спросил Женька.
— Да с перерывами, пожалуй, раза четыре, — отвечал дядя Егор. — Он сам к нам выходил, если мы ему были нужны. Кроме него мы других партизан не видали. Однажды он попросил нас достать медной проволоки побольше, немного серы и свинца.
— Д-для чего? — удивился Федя.
— А я разве знаю? — Егор Алексеевич развел руками. — Мы и не интересовались. Надо — значит надо. Ну, свинец-то достать было нетрудно. У нас в Зареченске до войны много рыболовов было. Грузила почти у каждого в доме. И у меня лежал в сарае припрятанный кусок в добрый кулак величиною. Серы Данила раздобыл. Он неподалеку от кладбища жил, а на кладбищенских памятниках сера часто выступает — руками можно собирать. С проволокой хуже было — где ее возьмешь? Спасибо Денису, надоумил. На электростанцию пошли. Там после взрыва много катушек с медной проволокой валялось. Мы эти катушки и собрали. Вывезти их, правда, трудновато оказалось. Да на что же ум не повадлив! Привязали снизу к тележке — так и вывезли за город. Вот до сих пор не знаю, для чего все это партизанам понадобилось.
У Егора Алексеевича глаза просто искрились от радости. Словно все, о чем он рассказывал, сейчас переживал снова.
— После того случая, — продолжал дядя Егор, — во всех листовках стали появляться сообщения с фронта. Да только недолго мы носили те листовки. Каратели, что в город прибыли, запретили выпускать за городские заставы местных жителей без особых надобностей. Всюду на выездах шлагбаумы поставили, будки для часовых. Нам, лесовщикам, тоже запретили в лес ходить. Встала лесопилка. Да только листовки все равно в городе появлялись. Реже, правда, но были.
Егор Алексеевич замолчал и о чем-то задумался.
— Можно спросить? — Женька, как на уроке в школе, поднял руку.
— Спрашивай.
— Вы тогда по заданию
— Ясно, разговаривал. Вроде как на прием пришел.
— И она согласилась помогать партизанам?
— Конечно. А то откуда же у тех появились медикаменты? У нее с партизанами связь крепко была налажена. Да вы бы сами у нее спросили.
— Она жива?..
Женька заорал так оглушительно, что у меня зазвенело в ушах, а Федя свалился со скамейки.
— Что кричишь? — с негодованием воскликнул он. — Ж-жива, к-конечно.
— Верно, — подтвердил Егор Алексеевич. — Ее все у нас в городе знают и уважают. Лидия Викторовна — человек заслуженный. И если уж вы всерьез взялись разыскивать партизанских помощников, — добавил Егор Алексеевич, — то обязательно к Арсению Токареву зайдите, Родионову свояку.
— И он тоже, значит, жив! — воскликнул Женька.
— А ты небось думаешь, — произнес Егор Алексеевич, — что если герой, так уж и погиб? Да их сколько угодно вокруг — героев. А Токарев Арсений до сих пор на железной дороге служит. И живет у вокзала, в новом доме.
Штаб следопытов
Когда мы очутились на улице, у Женьки с Федей разгорелся великий спор. Феде не терпелось поскорее повести нас к загадочному штабу следопытов, а Вострецов твердил, что надо без промедления бежать к Лидии Викторовне Старицкой. Я в этом споре участия не принимал, потому что сам еще не знал, что будет лучше.
— Д-да ты пойми, д-дурья голова, — доказывал Федя, заикаясь больше обыкновенного. — Н-надо же нам посмотреть, где б-будет наш штаб… А п-после к Лидии Викторовне п-пойдем. Я з-знаю, где она живет…
— Вот и пойдем к ней сначала, — возражал Женька. — А штаб никуда не денется.
И тут Митя преспокойно вмешался в их спор:
— И чего вы расспорились? Лидия Викторовна сейчас на работе.
Женька взглянул на Митю ошеломленно и вдруг рассмеялся. Федя захохотал тоже.
— Ладно, Федор, — сказал Вострецов, хлопнув мальчика по плечу. — Твоя взяла. Веди нас к своему штабу следопытов.
Путь оказался неблизкий. Мы прошли через весь город, мимо рынка и стали подниматься вверх по узенькой, замощенной булыжником улочке. Я шел и думал, что вот по этим самым улочкам когда-то, давным-давно, в тревожный и страшный сорок первый год ночами тайком пробирались партизанские разведчики. Шли бесшумно, готовые в любое мгновение открыть огонь по врагу. За каждым углом подстерегала их смерть. В любую секунду мог появиться на улице патруль. В любой миг могли хлестнуть по ним фашистские пули…
Твердая, как пуля, капля стукнула меня по макушке. Тучи заволокли все небо. Они ползли оттуда, где кончалась булыжная улочка. Мы шли навстречу дождю.
Словно отрезанные, внезапно оборвались дома. Слева, за белой каменной оградой, топорщились кресты. Там было кладбище. Мы свернули от кладбища направо, к оврагу, за которым буйно росла черемуха.
— Эгей, Федор, — произнес вдруг Митя. — Так ты нас к старой электростанции ведешь.
Узенькая тропинка вилась среди кустов бузины и темных кривых стволов черемухи. По ней, видно, давно никто не ходил. Наконец впереди показались очертания развалин — неясные сквозь ветки кустов и деревьев. Затем тропинка круто свернула влево, и перед нами из расступившихся кустов выросло мрачное здание. Высокие проемы окон зияли темными провалами.