Неведомые дороги (сборник)
Шрифт:
«Да знаю я, знаю, слюнявый дегенерат».
– Весь этот чертов город теперь не спит по ночам, тревожась из-за меня, гадая, где я! – кричал Скэгг.
«Не весь. Лично у меня сон из-за тебя не пропадал».
Наконец, жгущая, резкая боль в боку отпустила. Не исчезла полностью, но заметно ослабла.
Среди друзей в морской пехоте и полиции у Френка была репутация человека, который мог держаться и побеждать, несмотря на раны, которые любого другого вывели бы из строя. Во Вьетнаме дважды раненный пулеметными пулями в левое плечо и левый бок, чуть повыше печени, он тем не менее продолжил атаку и уничтожил пулеметчика гранатой. А потом, несмотря на хлещущую из ран кровь, здоровой рукой три сотни ярдов тащил еще более тяжело раненного друга до укрытия, где их не могли достать вьетконговские снайперы. Там их нашел и подобрал спасательный вертолет. Когда санитары поднимали Френка на борт, он сказал: "Война – это ад, все так, но на ней также чертовски интересно!"
Друзья говорили, что он сделан из железа, крепок, как скала. Но это только часть того, что говорили о нем.
Наверху Карл Скэгг шел по стене из ящиков. Френк находился уже достаточно близко, чтобы, несмотря на шум дождя, слышать его тяжелые шаги.
А если бы и не слышал, узнал о его приближении по вибрации ящиков, – два ряда которых и составляли стену, – к счастью, недостаточно сильной для того, чтобы сбросить Френка вниз.
Шоу продолжил подъем, осторожно шаря руками в темноте в поисках выступов и впадин. В пальцы впились еще несколько заноз, но на такие мелочи он внимания не обращал.
Продвинувшись по стене, Скэгг вновь крикнул в темноту, где, по его разумению, прятался Френк: "Эй, трусохвост!"
"Ты мне?"
– У меня есть кое-что для тебя, трусохвост!
«Я не знал, что мы хотели обменяться сувенирами».
– Я припас для тебя кое-что остренькое.
«Я бы предпочел телевизор».
– То самое, чем я радовал других.
«Забудем о телевизоре. Согласен на флакон хорошего одеколона».
– Иди сюда и я выпущу тебе кишки, трусохвост!
«Я иду, иду».
Френк добрался до верха, поднял голову, посмотрел налево, направо, увидел Скэгга в тридцати футах от себя. Убийца стоял к нему спиной и всматривался вниз, в темноту прохода.
– Эй, коп, посмотри на меня, я стою под лампой. Ты без труда сможешь в меня попасть. Тебе лишь надо выйти из-под стены и поднять револьвер. В чем дело? Или у тебя даже на это не хватает смелости, жалкий трусишка?
Френк ждал громового раската. И когда дождался, выполз на ящик, потом поднялся. Здесь, под самой крышей, дождь барабанил куда громче, так что на таком звуковом фоне Скэгг не мог услышать шума, вызванного движениями Шоу.
– Эй, внизу! Ты знаешь, кто я, коп?
«Ты повторяешься, парень. Скучно с тобой, знаешь ли, скучно».
– Я – главный приз, трофей, о котором коп может только мечтать!
«Да, твоя голова прекрасно смотрелась бы на стене моего кабинета».
– Ты сразу станешь знаменитым, если убьешь меня, получишь повышение по службе и медаль, трусохвост.
Лампы висели в десяти футах над головой. Скэгг и впрямь остановился прямо под одной из них, играя спектакль для одного зрителя, который, как он полагал, находится внизу.
Вынимая револьвер, Френк шагнул из полумрака в круг света.
– Если ты не хочешь прийти ко мне, трусохвост, я приду к тебе.
– И кого ты зовешь трусохвостом? – осведомился Френк.
В изумлении Скэгг резко развернулся к нему лицом и чуть не свалился вниз. Но удержал равновесие, взмахнув руками.
– Руки в стороны, становись на колени, потом ложись на живот, – приказал Френк. Револьвер он держал обеими руками.
Карл Скэгг ничем не напоминал маньяка-убийцу, каким представляют его себе большинство людей: ни тяжелых бровей, ни челюсти кирпичом, ни тупого взгляда. Наоборот, был красавчиком. Каких снимают в кино. С мужественным, но при этом чувственным лицом. И глаза отнюдь не змеи или скорпиона. Карие, чистые, располагающие.
– На живот, – повторил Френк.
Скэгг не двинулся. Но улыбнулся. Улыбка не пошла его лицу на пользу: не было в ней обаяния кинозвезды. Такая улыбка более всего подходила крокодилу.
Габаритами Скэгг, пожалуй, превосходил Френка. Рост никак не меньше шести футов и пяти дюймов, фигура тяжелоатлета. Несмотря на холодную ноябрьскую ночь, на нем были лишь кроссовки, джинсы и рубашка. Тонкая мокрая ткань облегала рельефные мышцы.
– И как же ты собираешься спустить меня вниз, коп? Или ты думаешь, что я позволю тебе надеть на меня наручники и буду спокойно лежать, дожидаясь, пока ты сбегаешь за подмогой? Не выйдет, свиное рыло.
– Слушай внимательно и можешь мне поверить: не подчинишься приказу, убью без малейшего колебания.
– Да? Ты и моргнуть не успеешь, как я отниму у тебя револьвер. А потом оторву голову и засуну в твою же задницу.
– Неужто ты не можешь обойтись без таких вульгарностей? – с нескрываемым отвращением спросил Френк.
Улыбнувшись еще шире, Скэгг шагнул к нему.
Френк выстрелил маньяку в грудь.
Грохот выстрела эхом отразился от металлической крыши и стен, Скэгга отбросило назад и в сторону. Крича, он свалился с ящиков и полетел вниз, в проход. Глухой удар оборвал крик.
От резкого движения Скэгга стена из ящиков опасно закачалась. Френк опустился на четвереньки.
Ожидая, пока ящики успокоятся, думал о том, сколько теперь придется заполнять бумаг, сколько писать объяснительных записок, чтобы задобрить тех, кто уверен, что каждая жертва полиции невинна, как мать Тереза. К тому же было жаль, что убийца оказался не таким уж умным, не сумел продлить игру в кошки-мышки. Слишком уж быстро наступила развязка. Удовольствие, которое Френк получил от охоты, не компенсировало и половины тех усилий, которые предстояло затратить на бумагомарание.
Ящики замерли, Френк вновь поднялся. Подошел к краю стены, к тому месту, откуда маньяк свалился вниз. Посмотрел в проход. Свет лампы словно посеребрил бетонный пол.
Но Скэгга там не было.
В окнах под потолком засверкали молнии. Тень Френка заметалась, как безумная, словно жила собственной жизнью.
Громыхнул гром, дождь с новой силой обрушился на крышу.
Френк покачал головой, прищурился, всматриваясь в проход.
Скэгга там не было.