Неведомые дороги (сборник)
Шрифт:
Скэгг сделал еще один шаг, тень от толстого шланга рассекла его лицо.
Френк отступил на тот же шаг.
– Ты и тебе подобные рождаетесь, чтобы умирать.
Ход мыслей преступников-безумцев интересовал Френка ничуть не меньше, чем хирурга интересует характер раковых опухолей, которые он вырезает из тел пациентов.
– Мне подобные? Это ты о ком?
– О людях.
– Ага.
– О людях, – повторил Скэгг с такой интонацией, словно не мог найти более грязного ругательства.
– А ты – не человек. Так?
– Так, – согласился Скэгг.
– Тогда кто же ты?
От безумного смеха Скэгга, холодного, как арктический ветер, Френка передернуло.
– Однако ты тугодум.
– Теперь уже ты мне наскучил. Ложись на пол, расставь руки и ноги, сукин сын.
Скэгг протянул к нему правую руку, и на мгновение Френку показалось, что убийца решил сменить тактику и сейчас взмолится о пощаде.
А потом рука начала изменяться. Ладонь удлинилась, расширилась. Пальцы вытянулись на два дюйма. Костяшки утолщились. Рука меняла цвет, пока не стала коричневато-черной. Кожа обросла жесткой шерстью. Ногти превратились в остро заточенные когти.
– Ты, значит, у нас крутой. Вылитый Клинт Иствуд. Но сейчас ты боишься, не так ли, маленький человечек? Наконец-то перепугался, не так ли?
Изменилась только рука. Лицо, тело, даже вторая рука Скэгга остались прежними. Очевидно, он полностью контролировал происходящую с ним трансформацию.
– Вервольф! – в изумлении вырвалось у Френка.
Взрыв безумного смеха эхом отразился от стен. Скэгг продолжал изменять руку. Пальцы все удлинялись вместе с когтями.
– Нет, не вервольф, – яростно прошипел он. – Что-то куда более мобильное. Куда более странное и интересное. Теперь ты боишься? Уже надул в штаны, трусохвост?
Новые изменения произошли с рукой Скэгга. Шерсть втянулась в кожу, из которой выросла. Сама кожа еще больше потемнела, приобрела зеленоватый отлив и покрылась чешуей. Подушечки пальцев стали больше и шире, на них появились присоски. Между пальцами выросли перепонки. Когти чуть изменили форму, но остались такими же длинными и острыми.
Скэгг смотрел на Френка поверх этих отвратительных пальцев и полупрозрачных перепонок. Чуть опустил руку, ощерился. Рот тоже стал другим. С тонкими, черными, морщинистыми губами. Острыми зубами, двумя торчащими, загнутыми клыками. Между ними мелькал тонкий, блестящий, раздвоенный язык. Пробегал по зубам, облизывал губы.
Скэгг хохотал, видя изумление Френка. Рот его вновь принял человеческие очертания.
Но рука претерпевала все новые изменения. Чешуя превратилась в черную, гладкую, твердую хитиноподобную субстанцию, а пальцы, словно воск, поднесенный к пламени, слились вместе, и кисть Скэгга стала зазубренной, острой, как бритва, клешней.
– Видишь? Ночному Потрошителю нож не нужен, – прошептал Скэгг. – В моих руках бесконечный набор лезвий.
Френк держал своего противника на мушке револьвера 38-го калибра, но теперь он знал, что даже "магнум" калибра 357, заряженный патронами повышенной мощности, не обеспечит ему надежной зашиты.
Небо опять прорезали молнии. От их отблесков, ворвавшихся в окна под потолком, тени Скэгга и Френка пустились в бешеную пляску.
Раскат грома обрушился на склад.
– Так кто же ты, черт побери? – спросил Френк.
Скэгг ответил не сразу. Долго смотрел на Френка, на его лице вдруг отразилось недоумение. А когда заговорил, в голосе слышались нотки любопытства и злости:
– Представители твоего вида очень уж нежные. У них нет ни силы воли, ни характера. Столкнувшись с неопознанным, они реагируют, как овцы, почуявшие запах волка. Я презираю таких слабаков. Самые крепкие мужчины ломаются после того, как я являюсь им в моем истинном виде. Они кричат, как дети, в панике убегают или застывают, парализованные, от страха лишившиеся дара речи. Но не ты. Почему ты другой? Что придает тебе храбрости? Или ты просто тупица? Не понимаешь, что ты уже покойник? Настолько глуп, что рассчитываешь выйти отсюда живым? Посмотри на себя... рука с револьвером даже не дрожит.
– Я пережил кое-что и пострашнее, – ответил Френк. – Две налоговые проверки.
Скэгг не рассмеялся. Ему-то хотелось лицезреть ужас намеченной жертвы. Иначе убийство не приносило удовлетворения. Поначалу следовало лишить жертву всего человеческого, не оставить ей ничего, кроме животного страха.
«Что ж, мерзавец, на этот раз тебе не получить, чего хочется», – подумал Френк.
– Кто ты, черт бы тебя побрал? – повторил он.
Щелкая клешней, Скэгг шагнул к нему.
– Может, я – порождение ада. Как тебе такое объяснение? Сойдет?
– Не подходи, – предупредил Френк.
Скэгг приблизился еще на шаг.
– Допустим, я демон, поднявшийся со дна серной шахты. Ты чувствуешь, как похолодела твоя душа? Ощущаешь близость чего-то сатанинского?
Френк наткнулся ногой на вилку погрузчика, переступил через нее, продолжил отступление.
Скэгг двигался следом.
– Или я – существо из другого мира, инопланетянин, зачатый под другой луной, родившийся под другим солнцем?
Пока он говорил, его правый глаз ушел в глубины черепа и исчез. Глазница затянулась, на ее месте появилась гладкая кожа. Так исчезают круги на воде от брошенного камня.
– Инопланетянин! Можешь ты такое осознать? – продолжал Скэгг. – Достаточно ли у тебя ума, чтобы понять, что я пересек бескрайнее море космоса, чтобы прийти в этот мир, что я несся на гребне галактического прилива?
Френк более не гадал, каким образом Скэггу удалось взломать дверь склада: свои руки тот мог превратить и в кувалду, и в лом. А из пальцев выпустить тонкие нити, которые, проникнув в щели, отключили охранную сигнализацию.
На левой щеке Скэгга появилась ямочка, из нее образовалась дыра. Из дыры появился правый глаз, аккурат под левым. В мгновение оба глаза деформировались. Из человеческих стали глазами насекомого – выпученными, фасетчатыми.
С изменениями шеи голос становился ниже.
– Демон, инопланетянин... а может, я – результат генетического эксперимента, вышедшего из-под контроля? А? Как ты думаешь?
Вновь смех. Френк ненавидел этот смех.
– Как ты думаешь? – настаивал Скэгг, приближаясь.