Неведомый город
Шрифт:
— Только при искусственном свете, который вы видите, — ответил ученый. — Когда вы прибыли в Бломгоуз, здесь были заняты до пятисот человек. Это место для работ я выбрал потому, что оно закрыто для посторонних и хорошо защищено природой.
— Которой вы помогли создать неприступную крепость из пещеры, устроив бронированные затворы? — подхватил инженер.
— Для большей безопасности от шпионов других наций пришлось решиться и на это. Здесь главный арсенал, — сказал мистер Блом. — Я думаю, что современные орудия не в состоянии пробить моих затворов, сделанных из прекрасной стали. В случае осады Бломгоуза, здесь могло бы поместиться чуть не все городское население.
— А как же припасы?
— Здесь имеется склад провизии, а родники, бьющие из горы, дают хорошую воду.
— А вы не боитесь, что сверху пещера слабо защищена?
— Чего же опасаться, когда над сводом ее имеется трехсотметровая толща гранита, которую нельзя пробить никакими взрывами.
— Да, это действительно первоклассная крепость, — сказал инженер. — Я поздравляю вас, мистер Блом, с таким ценным приобретением.
— Очень рад, что вы оценили ее по достоинству. На днях, мистер Березин, я буду иметь честь показать вам, что орудия моего арсенала на что-нибудь пригодны. Я приглашаю вас сопровождать меня в полете на одном из этих дирижаблей.
IX. Отказ в руке мисс Кэт
Николай Андреевич много раз поднимался на чудных стальных птицах английского ученого и под его руководством настолько освоился с их управлением, что чувствовал себя в воздушной стихии, как дома. Но со времени посещения гигантских мастерских мистер Блом не упоминал о невидимых дирижаблях, и полет на одном из них все откладывался и откладывался.
Вполне была понятна радость и нетерпение инженера, когда ученый объявил, что они совершат поездку на дирижабле, причем отсутствие их продолжится несколько дней.
Рано утром один из невидимых кораблей, сияя, как серебро в лучах горячего солнца, был выведен из ангара и вскоре исчез в глубине голубого эфира, унося в беспредельную высь мистера Блома и Березина.
Кроме их, на судне находился лишь механик. Русский инженер, пораженный красотой развертывающегося перед ним горного ландшафта, молча глядел в иллюминатор.
— Не желаете ли, мистер Березин, поближе ознакомиться с управлением этого корабля? — предложил ему мистер Блом, возившийся над какими-то кнопками и рычагами.
— С большим удовольствием, — отозвался Николай Андреевич, с трудом отрываясь от своих наблюдений.
— Вот здесь, — говорил мистер Блом, подходя к металлическому столу, на котором блистал целый ряд кнопок, а над ним возвышались причудливые рычаги и колеса, — вы видите, так сказать, центральное бюро управления судном. Рычаг направо — поступательное движение, другой рычаг — восходящее движение. Быстрота регулируется кнопками. Этот вентиль управляет рулем. Остальные кнопки приводят в действие щиты иллюминаторов, а рычаги — выбрасывающие аппараты.
— Вы так называете орудия нападения?
— И защиты. Два выбрасывателя разрывных снарядов вполне гарантируют нас даже от серьезного противника.
— Надеюсь, мистер Блом, за эту поездку вы не примените на практике ваши орудия?
— Кто знает, любезный мистер Березин? Мы живем в такое время, что все может случиться.
Полет направляли на восток. Миновали ребристый Куэнь-Лунь, песчаные степи Туркестана и вступили в необозримые пустынные дали Гоби. На другой день перед наблюдавшими путешественниками стали появляться бедные монгольские поселки, обширные стада скота казались с высоты роем пчел. Люди на земле являлись отсюда точками.
Совершенно неожиданно на обширной равнине показалось слишком много этих точек, перемешавшихся между собой, как муравьи в своем гнезде. Мистер Блом схватил подзорную трубу и направил ее в иллюминатор.
— Битва! Там происходит битва! — обратился он к инженеру. — Мы спустимся вниз.
— Битва! Между кем же?
— В Китае все еще стоит неурядица. Вероятно, междоусобная стычка… Сейчас увидим.
В окно можно было различить отдельные группы лиц в широких одеждах и лохматых шапках, с отчаянием защищавшихся против нападения вооруженного огнестрельным оружием большого отряда, в котором легко было узнать китайские войска. Груды тел убитых и раненых дополняли картину.
— Китайцы нападают на монголов, — заметил ученый после наблюдения. — Удобный случай испытать наше оружие и помочь монголам.
— Как? Неужели вы хотите применить свои страшные снаряды? — воскликнул инженер.
— Надо же помочь монголам против их вечных притеснителей. Взгляните, — ученый подошел к стене каюты, где, странно блистая своими выпуклостями, находился выбрасывающий аппарат. В полу рядом с ним отодвинувшийся щит обнаружил иллюминатор. Мистер Блом установил орудие и дернул за кассетку.
Судно слегка дрогнуло. В тот же момент на сражающихся китайцев упал небольшой снаряд, произведший страшное опустошение в их рядах. Березин видел, как вдруг густая толпа воинов поредела, а в воздухе неслись оторванные головы, ноги, руки и прочие части человеческого тела. Казалось, что под китайцами неожиданно взорвался пороховой погреб. Раздался такой громкий крик ужаса и боли, что, несмотря на толстые стены воздушного судна, он достиг ушей инженера.
Сражение приостановилось, и через минуту оставшиеся в живых китайцы, объятые паническим ужасом, спасались бегством.
А мистер Блом с бесстрастным, как веление судьбы, лицом молча закрыл иллюминатор, и послушный его руке дирижабль поднялся ввысь, исчезнув из глаз изумленных монголов.
Николаю Андреевичу, как все русские обладавшему мягким сердцем, была непонятна эта холодность ученого к чужим страданиям и чужой жизни, она казалась ему даже жестокостью.
«Действительно ли жесток мистер Блом, — размышлял вечером Березин, укладываясь спать на кожаном диване, — к окружающим и всему человечеству? Он довольно холоден к Кэт, а она его внучка, единственная из родных. Любит ли он ее, как дочь? Или ему дороже всего на свете его открытия? Все это такие вопросы — ответить на которые очень затруднительно. Если бы он горячо любил свою внучку, стал ли бы он принуждать ее выходить за Гобартона?