Невенчанная жена Владимира Святого
Шрифт:
Наконец воевода не вытерпел:
– Не пора ли будить князя?
Туры почему-то усмехнулся в усы:
– Пусть поспит… Умаялся в ночи, бедный…
– Чего? – не понял Волчий Хвост. Где это Владимир мог умаяться в ночи?
– Иди, иди, не мешай, все одно, сегодня никуда не поедете, – отогнал от княжьей ложницы воеводу хозяин дома. Пришлось подчиниться.
Владимир проснулся от солнечного луча, упавшего на лицо. Вздохнул, сладко потянулся и потрогал место рядом с собой, словно надеясь нащупать обнимавшую его во сне женщину. Рука никого не обнаружила.
Сон…
Князь сокрушенно усмехнулся:
Владимир рывком сел на постели. Что за наваждение?! Его руки помнили эти ночные объятья, губы – жаркое дыхание, а подушка пахла ее волосами, постель ее телом.
Долго ли сидел, уставившись на золотистый волосок и пытаясь понять, сон был ночью или явь, Владимир не мог бы сказать. Выйдя из ложницы, он осторожно пригляделся к Туры. Тот вел себя как ни в чем не бывало. День прошел спокойно, вечером они снова сидели вдвоем перед огнем, вглядываясь в пляшущие языки пламени, но хозяин молчал, молчал и Владимир. На сей раз он не пил, не желая свалиться, как вчера, Туры не заставлял. Изредка его взгляд блестел лукавством, но старый князь сделал все, чтобы молодой этого не заметил.
Наконец решили расходиться по ложницам.
Владимир погасил свечу и улегся, поджидая то ли вчерашний сон, то ли появление незнакомки. Ни того, ни другого… Пролежавший с открытыми глазами почти до утра князь с рассветом был зол сам на себя.
– Ты чего смурной? – внимательно пригляделся к нему Туры. – Спал плохо?
Владимир только кивнул. Не рассказывать же о прошлой ночи…
Когда вышли из Турова в сторону ятвягов, туровский князь вдруг показал рукой на полуночь:
– Там Изяславль…
Владимир взъярился:
– Ты мне это к чему говоришь?! Я туда не собираюсь! Не для того в эти леса пришел!
Туры чуть улыбнулся:
– А я тебя, князь, туда не зову, просто показал, что там Изяславль…
Тронул поводья коня, оставляя князя позади. Немного погодя украдкой оглянулся, Владимир так и сидел, глядя в сторону дороги на Изяславль, потом вздохнул и тоже тронул свою лошадь.
Сотня Изока уже вторую седмицу гонялась по степи за печенегами, с которыми ни рати, ни мира, то и дело нападают, а воевать по чести не хотят, вот и приходится каждый род вылавливать по отдельности. Что поделать, степняк он и есть степняк, ему законы не писаны. И никакой князь Тимрей соседнему князю не указ, с Тимреем, может, и договорились, а Угдей вон снова порубежье треплет. Стислав как-то рассказывал дружинникам, что еще в стародавние времена русичи от степняков по лесам прятались, хоронились. Летом скот по краешку степи украдкой пасли, а с осени закрывались за тынами в своих весях и сидели до тепла тише белого снега. Чудно показалось русичам: чего же не воевали? Стислав только головой качал:
– Про то не ведаю, знаю только, что жили врозь один род далеко от другого, вот и не было сил набежникам отпор давать.
Изок надолго запомнил эти слова. Верно говорил сотник, врозь все тяжело, что работать, что воевать.
Но и вместе оказалось нелегко, степняки быстрые, налетают точно вихрь, и удирают так же. Если не успел вовремя заметить – худо будет. Однажды не заметили. Высланные вперед разведчики печенежский отряд проглядели, сами головы сложили под степняцкими мечами и своих не предупредили. Когда печенеги налетели, не все русичи успели и за оружие схватиться. Многие полегли, нападение отбили, но больше десятка человек среди своих недосчитались. Вражин тоже полегло с десяток.
Хуже всего, что в предыдущем походе, когда вернули на Русь Варяжку, погиб сотник Стислав, упал с печенежской стрелой в горле. Изок даже не заметил, как взялся командовать, кому и что делать. Просто так получилось, а привело к тому, что стал сотником. Никто не был против. Негош по плечу похлопал, мол, держись, ты теперь важная птица! Важным Изок себя не считал, напротив, переживал, что не только за себя отвечает да за друга, чье плечо рядом, но и за всю сотню.
В Киев они вернулись не скоро. До того пришлось побывать далеко, в черниговских землях. Там Изок встретил Ждану.
Оглядев высоченный тын, собранный из огромных в полный обхват бревен, сотник кивнул другу:
– Ты глянь, как городятся, что твоя крепость!
Негош усмехнулся:
– Да уж, родич твой постарался…
– Кто? – изумился Изок. – Откуда здесь древлянин? Вряд ли кого из них вытащишь так далече даже сейчас, когда на Руси все перемешалось.
– Это боярина Скобы двор!
Вот оно что… Вот за каким забором живет сестра, вот как стережет ее старый муж…
Изок решительно толкнул калитку. Та подалась не сразу, была, как и тын, весьма тяжела. Негош сзади предупредил:
– Ты бы поостерегся. У боярина не только тын крепкий, там еще и псы натасканы.
Изок с удивлением обернулся к другу:
– Ты почем знаешь?
– Бывал здесь, – чуть усмехнулся Негош, но договорить не успел. Калитка все же подалась, и Изок шагнул во двор. Навстречу им по цепи действительно рванул огромный лохматый пес, захрипел, выказывая хозяину свою службу. Дружинники огляделись.
Заметив вошедших, на собачий рык повернулись сразу несколько человек. Один из них у крыльца, видно, сам боярин Скоба, рядом его ключник. Зло заорали, перекрикивая собаку:
– Кто такие?! Чего шляетесь по дворам?!
Но Изок смотрел не на них: в углу двора у большого корыта с каким-то пойлом, видно для скотины, размешивая его лопатой, стояла Ждана. Рядом крутился мальчонка лет двух. Одета женщина плохо, даже в такой холод на ней только рубаха и поверх накинута старая телогрейка. Мальчонка перебирал босыми ножками, видно, чтобы не мерзнуть на снегу.
– Я Изок, брат твоей жены Жданы, боярин, – пока еще миролюбиво пояснил дружинник. Ждана уже увидела брата, замерла с ведром в руке, другой прижав к себе сынишку.
– Чего?! – снова заорал боярин. – А ну пшел отседова, рвань подзаборная!
Пес, почуяв злость хозяина, проявил невиданную прыть и метнулся к вошедшим, почти схватив за сапог. Сработала привычка быть готовым к любым нападениям, в следующее мгновение собака оказалась разрублена пополам, даже взвыть не успела. Изок услышал, как Негош сзади протянул:
– Ой-ой…
А боярин рванул к дружинникам наперегонки со своим помощником:
– Я тебе! В моем дворе безобразничаешь?! Тать поганый!