Never Back Down 2
Шрифт:
Волшебная палочка со свистом выскользнула из моих онемевших пальцев. В тот же миг вагон содрогнулся и начал медленно соскальзывать куда-то вниз.
— Лина!
Словно во сне я видела полные ужаса серые глаза, исчезающие во мраке. С ужасающим грохотом вагон рухнул в бесконечную пасть развернувшейся под мостом бездны.
========== Часть 40. (Comatose) ==========
— Нет! Нет!
— Марисса! Отойди от края!
— Лина! ЛИНА!
— Ремус, хватай её!
Люпин подскочил к девушке, схватил её поперёк талии и поспешно оттащил от края разлома.
До Эда не сразу дошло, что случилось. Он лишь слышал ужасающий скрежет и грохот, а после — крик Мариссы. Только тогда он понял. И с каждой секундой осознания произошедшего он ощущал разливавшийся по всему телу холод, чувствовал, как земля уходит из-под ног, а под ним ширится бездна. Тьма развернула свои заботливые крылья, обнимая Эда. Лафнегл растворялся в спасительной, убаюкивающей тьме, где не было ни жизни, ни смерти, где ничто не имело значение. Но полный боли вопль разрывает тьму на лоскуты, врываясь в его сознание, впиваясь в его острыми и жадными клыками. Не сразу Эд понимает, что это его собственный крик.
Холод сменяется нестерпимым жаром, на глазах вскипают слёзы, на смену тьме приходит адски-яркий свет, обжигавший саму его душу, словно на открытую рану плеснули уксус. Вновь перед его взором возникло бледное окровавленное лицо со ртом, распахнутом в вопле отчаяния. Крик обжигает его слух. Осознание обжигает разум. До последней секунды он отказывается верить. Но верит. Приходится. И тогда жар снова сменяется холодом, пробивающим до костей.
Он остался один. Один. Потерянный в бесконечном белом свете одинокий ребёнок, съёжившийся перед ликом смерти, перед огромной и непостижимой силой, что забирала дорогих ему людей одного за другим. Отец. Мать. Теперь сестра… их лица Эд видит перед внутренним взором.
Адский звон будильника размывает лица родных и вырывает Эда из сна. Открыв глаза, он видит синий полог кровати, освещённый серыми утренними лучами. Отодвинув полотно полога и выключив будильник, Лафнегл поднимается с постели. Бросил взгляд на календарь. Пятнадцатое октября. Полтора месяца минуло. Но легче не стало за это время.
Первые недели были просто чудовищны. Эд бездумно ходил по замку, заживо сгрызаемый скорбью и чувством вины. Он старался не думать, старался отвлечься хоть на что-то, но ничто не спасало, с каждым часом он проваливался в бездну, что развернулась в его душе. Первое время там не было ничего, только отчаяние и боль. Потом появилась ненависть. Такая сладкая, тяжёлая, как гнилое яблоко. И чёрная глубокая меланхолия, отдававшая прохладой и отчуждённостью.
Он прекратил общение с Мариссой практически с первого дня. По началу, девушка всегда была рядом с ним, пыталась что-то говорить, но Эд ничего не отвечал, не реагируя на её слова или прикосновения. Он не мог заставить себя даже посмотреть на неё, всегда отводя взгляд при случайной встрече.
Как-то утром, в Большом Зале за завтраком, куда его притащил Арти, на его плечо опустилась лёгкая ладонь Мариссы.
— Эд, я понимаю тебя, правда. Но нужно как-то продолжать жить, не так ли? — с какой-то мольбой в голосе спросила она.
— Тебе надо, ты и живи, — отрывисто бросил Эд, глядя в пустую тарелку. — Оставь меня в покое. Я в тебе и твоих советах не нуждаюсь.
Вздрогнув, рука исчезла
«Она во всём виновата. Если бы она не отправила Лину в хвостовой вагон, если бы не бросила её, когда он начал падать, если бы смогла удержать вагон от падения… Она, она во всём виновата!»
Весь следующий день он её не видел в замке. Пусть. С глаз долой — из сердца вон. Правда такая обстановка до крайности радовала Бетти Дарлинг, которая несколько раз за минувшие месяцы предпринимала попытки вновь завязать отношения с Эдом, после чего была послана не самыми вежливыми и ласковыми словами.
Легче стало после начала тренировок. Отошедший от горя Арти взвалил на свои плечи бремя капитана команды Рейвенкло по квиддичу. Влезая на метлу, Эд чувствовал, что ему становится заметно легче, когда он в воздухе. Копившийся негатив и ярость он выплёскивал, гоняясь за бладжерами. В каждом ударе по тяжёлым мячам он находил отдушину для злобы. С силой, со злобой он вновь и вновь заносил биту, с коротким грудным рыком отбивал бладжер в мишень. Он продолжал бы так ещё долго, если бы на одной тренировке не сломал биту. После этого он умерил пыл. Однако после каждой тренировки он чувствовал себя легче: уставшим и опустошённым.
Раз или два он видел на трибунах Мариссу. Она часто бродила по замку и окрестным территориям с потерянным видом, порой забредая на поле для квиддича. Эд видел, как она иногда прижимала руку к груди, когда он совершал какой-то опасный манёвр. Но каждый раз, когда он видел её, в крови, помимо адреналина, вскипала злоба.
«Она! Она во всём виновата, она!»
С трудом подавляя желание вновь отправить бладжер в её сторону, Эд продолжал полёт, держась как можно дальше от той трибуны, где она сидела. Ему было гадко, противно, он не мог заставить себя на неё взглянуть лишний раз, каждое случайное прикосновение или встреча были больнее любой раны.
И каждую чёртову ночь, когда он, истерзанный мукой, злобой и скорбью, ложился спать, его преследовал один и тот же кошмар. Порой он не хотел засыпать, так как сны не приносили облегчения.
Эд повёл плечами, стряхивая воспоминания. Арти, Коул и Патрик уже ушли на завтрак, а он, как дурак, ещё только в рубашке и брюках разгуливает по спальне. Обувшись, Эд случайно бросил взгляд в зеркало. На долю секунды он ужаснулся, увидев своё отражение. Серые, полные злобы глаза взирали на него с побледневшего, чуть осунувшегося лица. Брови, сдвинутые к переносице, бросали тень на и без того потемневшие от ненависти глаза. Светлые волосы отросли, закрывая лоб и уши. Щёки чуть впали, подчёркивая скулы. Эд напоминал вампира в худшем из его проявлений.
Парень тряхнул головой. Да что же это… Нельзя же так себя запускать…
Словно ища помощи, он обвёл взглядом круглую комнату. Взгляд упал на фотографию, стоящую на тумбочке в рамке. Эд подошёл к кровати, сел на неё и потянулся к фотографии. С глянцевой бумаги на него с улыбкой взирали Лина и Лиди. Такие похожие. Навсегда ушедшие. Лина обнимала за плечи смеющуюся Мариссу. Синие глаза были полны тёплого и уютного счастья.
Вздохнув, Эд отставил фотографию. В пропитанной чёрной меланхолией душе что-то треснуло, что-то шевельнулось впервые за минувшие полтора месяца. Что-то неопределённое, что-то из прежней жизни, до крушения вагона.