Nevermore
Шрифт:
— Прошу прощения? — пробормотал я и сам почувствовал, как нечетко выговариваю слова.
— Я поинтересовался вашей профессией, мистер По.
— Мне до сих пор неизвестно, какую цель преследуете вы в жизни.
— Преследую? — переспросил я, подкрепляясь очередным глотком вина. — Я преследую редчайшую, вечно ускользающую цель: красоту.
— Неужели! — ответил Ашер тоном одержанной, однако достаточно очевидной издевки. — И с каким же оружием вы охотитесь на эту редкостную добычу?
— С одним лишь оружием, — горделиво отвечал я, — с пером в руках.
— Ясно! — воскликнул он. — Значит, вы — писатель.
Легким
— И что именно вы пишете?
— Сказки — стихи…
— И самые заковыристые книжные обзоры по эту сторону ада! — вставил полковник.
— Великолепно! — вскричал Ашер, не обращая внимания на реплику Крокетта. — Наша страна отчаянно нуждается в поэтах.
— Слушайте! Слушайте! — воскликнул я, обеими руками хватаясь за край стола и пытаясь встать. — Выпьем за музу Эрато, богиню лиры!
К несчастью, я недооценил расслабляющее воздействие пьянящего напитка Ашера на свою нервную систему. Когда я попытался встать, намереваясь произнести тост, ноги мои запутались в ножках стула, и я опрокинулся навзничь, причем тяжелые деревянные балки потолка принялись вращаться надо мной с угрожающей скоростью.
Словно издали я услышал восклицание нашего эксцентричного хозяина:
— О боже!
Я напрасно пытался подняться с пола, который как-то странно раскачивался, наподобие застигнутого штормом корабля, но тут увидел, что Крокетт поднялся с места и склонился надо мной, протягивая мне руку.
Хватайтесь за меня, старина! Похоже, вы перебрали чуток.
Я дотянулся до руки нашего славного первопроходца и ухватился за нее, и он одним сильным рывком помог мне подняться. Тревожно вглядываясь в меня, наш хозяин стал расспрашивать, не ушибся ли я.
— Все в порядке, — заверил я его. — Напротив, я полон энергиии готов немедля пуститься в обратный путь.
— И слушать не желаю! — заявил Ашер. — Вы оба останетесь сегодня здесь, у меня в гостях — я настаиваю на этом. Пойдемте. — И он, взяв в руки тройной подсвечник, пригласил нас следовать за ним.
— Пошли, старина, — сказал Крокетт, покрепче ухватив меня под руку, — помогу вам доплыть.
Я вверился пограничному жителю и позволил ему увести меня из кухни, потом через очередной сложный лабиринт коридоров и пещерообразных комнат огромного и мрачного особняка. Хозяин шел чуть впереди, высоко воздев горящий светильник. Мои чувства и способность к восприятию, обычно столь обостренные,находились в состоянии такого алкоголического отупления,что я получал лишь самое общее и расплывчатое впечатление от окружавшей меня обстановки: темная массивная мебель, тяжелые, глухие ткани — призрачные фигуры в доспехах — общая атмосфера глубокого, сурового, неисцелимого уныния, висевшая надо всем и проникавшая во все.
Потом — не знаю, сколько времени миновало, — мы (я помощью полковника) начали восхождение по длинной, крутой, с неожиданными поворотами лестнице. Затем меня провели по узкому темному коридору, стены которого были увешаны бесчисленными старинными портретами в фантастическом стиле духовидца XVI столетия Доменико Теотокопули. [28] Наконец наш проводник остановился перед тяжелой резной дверью, извлек из кармана металлическое кольцо с ключами и вставил один из ключей в замочную
28
Доменико Теотокопули (Эль Греко, 1541–1614) — испанский художник.
Крокетт помог мне снять сюртук, Ашер подошел к изголовью кровати и зажег мраморную лампу на небольшом овальном прикроватном столике. Затем, обернувшись ко мне, он с легким поклоном пожелал мне спокойной ночи и быстро покинул комнату.
Крокетт подвел меня к кровати. Я уселся на краю, закинул ногу па ногу и начал снимать ботинки, намереваясь отойти ко сну. Пока я возился со шнурками, Крокетт бросил быстрый взгляд через плечо, желая убедиться, что Ашер действительно ушел, а потом наклонился ко мне и почти шепотом произнес:
— Заваливайтесь на боковую, По, вы совсем окосели от вина. Я еще потреплюсь с Ашером, попробую что-нибудь выведать у него, очень он мне подозрителен. Так и подпрыгивает, точно белка под дубом. Чтоб меня повесили, если он не вовсе свихнутый. — Похлопав меня по плечу, он добавил: — До утра, напарник! — развернулся и ушел.
Оставив попытки развязать шнурки на ботинках — они были так дьявольски хитро запутаны, словно их завязывал сам царь Гордий, — я задул прикроватную лампу и рухнул головой на подушку. Но к великому удивлению моему и даже огорчению, благодетельный бог Сна не спешил протянуть мне чашу своего сладкого нектара. Я лежал на огромной кровати с пологом, в темноте, в непривычной для меня обстановке, и веки мои не желали смыкаться: целый рой диковинних и причудливых видений неистово кружил в воздухе надо мной, словно в безумной пляске неистового, необузданного карнавала.
Наконец эти пугающие призраки растворились в столь же отчетливых фантазмахсна. Я погрузился в трепетную дремоту. Как долго я пребывал в этом бессознательном состоянии — не могу сказать с точностью. В одном лишь я уверен: в какой-то момент в ту страшную ночь я очнулся от сна с глухим вскриком ужаса, одержимый внезапной и безусловной уверенностью в постороннем присутствии радом со мной!
Страх поначалу воспрепятствовал мне воспользовался органами зрения. Я лежал неподвижно, крепко зажмурившись и стараясь убедить себя, что присутствие другого существа в комнате мне просто примстилось.Наконец я заставил себя разомкнуть веки. Как выразить словами запредельный — невыразимыйужас, охвативший меня, когда я убедился в истинности своего страшного предчувствия?!
Темная, грозная фигура нависала над изножьем моей кровати. Закусив губу, чтобы одержать крик, я лежал в агониисмертного страха. Вероятно, уговаривал я себя, эта фигура — всего лишь сотканная из воздуха, навеянная алкоголем химера.Но нет! Фигура была слишком реальной, слишком материальной,чтобы принять ее за иллюзию. И хотя в висках пульсировала боль, я с уверенностью мог сказать, что успел уже оправиться от последствий своей невоздержанности и полностью владею своими чувствами!